Одна тень на двоих. Татьяна Устинова

особенно.

      – А я – особенно! – объявила Марта и сунула замерзшую руку в его карман. В кармане было тепло и сухо, и совсем рядом было бедро Данилова. – Нет ничего лучше, чем двадцать четыре часа в сутки снег, холод и тьма.

      Из сугроба, в который превратилась машина Данилова, выглядывали только колеса и два бампера – передний и задний.

      – А где лопата, – спросила Марта и заглянула Данилову за спину, как будто в надежде увидеть там лопату, – или чем мы ее откапывать будем?

      Данилов нажал кнопку на брелоке – сквозь снег желтым мигнули фары – и полез к водительской двери.

      – Подожди, – велел он Марте, – постой там.

      Через некоторое время из-под снега раздалось негромкое, но бодрое урчание двигателя, откуда-то из района заднего бампера вырвалось облачко белого дыма, дернулись «дворники», обрушив снежные пласты с лобового стекла, и вдруг показались фары, как будто открылись глаза, и заднее стекло обнаружилось – машина старательно отряхивалась, как попавшая в лужу собака.

      Марта полезла через сугроб, зачерпывая снег ботинками.

      – Я бы выехал, – сказал Данилов недовольно, когда она плюхнулась на сиденье, – я же просил тебя подождать!

      – Я замерзла.

      Данилов моментально включил отопитель. Марта закатила глаза.

      – Данилов, я не желаю, чтобы ты поминутно проявлял чудеса человечности и заботы. – Марта постучала ботинками по порожку, подтащила ноги и захлопнула дверь. – Я начинаю чувствовать себя инвалидом.

      Он ничего не ответил, нашарил на полу элегантную немецкую щеточку, предназначенную для элегантного стряхивания с машины элегантного немецкого снега, вылез и стал разгребать ею утренний русский сугроб.

      – Хочешь, я дам тебе чайную ложку? – предложила Марта, опустив стекло. – В рюкзаке есть, я захватила.

      Данилов улыбнулся и покачал головой.

      Ну конечно. Ей ни за что не удастся вывести его из себя, раз уж он решил из себя не выходить.

      На морозе он казался очень смуглым и темноволосым. И почти столь же элегантным, как немецкая щеточка. Марта вполне понимала, почему помощник Тимофея Кольцова выбрал именно его – он выглядел так, как должен выглядеть процветающий первоклассный архитектор из модного московского журнала «Английский помещик». Непременный портрет в интерьере – Данилову больше всего подошел бы камин, сложенный из речного камня, неяркий ковер на плиточном полу, белая стена, широкое кресло, а ниже статейка под названием «Линии вашего дома – линии вашей судьбы».

      Увидав такую статейку, Данилов бы точно повесился. От стыда.

      Марта улыбнулась.

      – Хватит, – в окошко сказала она Данилову, который тщательно скреб щеточкой по капоту, – сейчас на ходу все стряхнется. А что не стряхнется, то растает.

      – А что не растает и не стряхнется?

      – На то, значит, наплевать.

      Данилов засмеялся, перестал скрести и сел в машину.

      – Правда, холодно что-то сегодня. Зима скоро.

      – Ты отстал от жизни, Данилов. Скоро лето, а зима уже сейчас. Слушай, а мы успеем