Вериги любви. Татьяна Батурина

далеко, семьсот километров, ночью с ветерком не получится.

      – Не может быть, что так далеко, уверена, еще до ночи приедем!

      Моя поэтическая надеянность была если не наказана, то уязвлена: тогда я и помыслить не могла, что кроме пушкинского есть еще одно Болдино – на смоленской земле, неподалеку от Дорогобужа. Уже потом мы узнали, что основан местный монастырь был иноком Герасимом в начале XVI века на берегу речки Болдино среди вековых дубрав. Кстати, по-древнерусски «болда» – дуб, отсюда название и речки, и села. Святой Герасим преставился, оставив после себя прекрасную лавру, жизнь в которой возобновилась в 90-е годы прошлого столетия.

      Но обо всем этом мы узнали наутро, а пока что ехали то лесами нехожеными, то полями неезжеными, а уже после полуночи за окошками многострадального автобуса пугающе замаячили темные каменно-железные штыри каких-то производственных сооружений. Потом – опять дремучий лес. «Где мы? – отчаивалась я, сидя рядом с водителем на своем командирском месте – огромной фляге с водой. – Давно пора приехать… Наверное, заблудились…»

      Люди, почувствовав, видимо, мою нервозность, перестали ежеминутно расспрашивать о дороге, принялись шутить, даже предложили устроить ночную трапезу посреди леса, с костром и песнями. Вдруг кто-то закричал:

      – Глядите, Пушкин!

      – Какой Пушкин? – все прильнули к окнам.

      – Да проехали уже, вы что, не видели? – не унимался Коля Тулин, телеоператор. – Огромный портрет, на дереве! И Татьяна Ларина рядом стоит, веером обмахивается!

      Смеялась даже я, невольная виновница нашего крутого вояжа. Внезапно автобус выехал на чистое пространство, и Игорь облегченно вздохнул:

      – А вот и монастырь.

      Да, это был Рождественский Герасимо-Болдинский монастырь. Я посмотрела на часы: ровно два! Не будить же монахов. Но из ворот уже выходил огромный инок, настоящий богатырь, со словами:

      – Слава Богу, приехали! Я вас жду с вечера, остальная братия почивает. Пойдемте, разведу вас по келиям.

      …Утром я проснулась в самой настоящей светлице, куда ночью мы забрались по узкой длинной лестнице – на новенький, еще пахнущий дровяной стружкой чердак. Вокруг – иконы, на оконцах – кружевные занавески, постели пахнут душистым мылом. Тихонько сползла вниз по крутой светличной лесенке (и как ночью залезли-то…), вышла через сени на крыльцо, а оно такое, к какому я привыкла с детства: с веселыми затейливыми узорами на перилах, с чурбачками вместо скамеек, с широкими ступеньками. Вокруг – цветущий клевер! Роса так и просилась с душистых стеблей к лицу, и я с позабытой детской радостью умылась благодатной влагой. Конечно, повстречала собачек монастырских – настоящих волкодавов. Замерла на месте – добрые псины лишь оглядели меня, обнюхали воздух – и пошли дальше по своим важным собачьим делам. Храм возвышался совсем рядом, хотелось войти, но было только пять часов, и я вернулась к приютившему нас домику-келье.

      На крыльце уже сидела Наталия, крестная