Вериги любви. Татьяна Батурина

ваши сборища… Кто они, эти девочки? Кто их родители? И мальчики, наверное, есть?

      – Да нет никого! Мы, девочки, просто собираемся и дружим!

      И все-таки меня к подружкам не пускали – по вечерам, да ведь дни в детстве и юности долгие, и дружбу я не бросала. Но, видно, и вправду все дорогое надо защищать, и вскоре такой случай представился.

      Прежде – о Тамаре Михайловне, учительнице русского языка и литературы и нашей классной руководительнице. Это была уже пожилая женщина с высоким седым коком на голове и яркой красной помадой на губах, любившая одеваться в «старорежимные» платья. Она никогда никого не хвалила, но любила указывать на мельчайшие ошибки, всякий раз преподнося нашему вниманию их новые оттенки. Мы ее боялись. Вдобавок учительница почти никому не ставила пятерки. Может, и не было в классе знатоков языка и литературы, но когда, кому и какую поставить оценку – в этом мы разбирались. Например, считалось, что пятерок достойна я, поскольку сочиняю стихи и читаю книжки. Но и это не нравилось Тамаре Михайловне: она убедила маму, что много читать вредно для глаз, и мама запретила мне ходить не только к подружкам, но и в библиотеку. Приходилось проносить в дом книги в торбе для второй обуви и читать потаясь. Я даже пробовала это делать ночью под одеялом с помощью электрического фонарика. Да, смех, но и грех, ведь я ослушалась матери. Забегая вперед, скажу: все мои сочинения, за которые я получала в школе тройки и четверки, на первом курсе нефтяного техникума были оценены как отличные. Еще бы: ведь литературу и язык у нас вела Валентина Иосифовна Турченкова, которая понимала и ненаписанное… Как бы хотелось продолжить рассказ о ней! Но надо возвращаться в 14-ю школу, где по настоянию Тамары Михайловны в нашем классе готовился диспут на тему дружбы.

      В классе было две соперничающие девчоночьи группы: одной верховодила Татьяна Петрова, другой – я. Тане и было поручено проведение диспута. Не подозревая о подвохе, мы с Ниной Резниковой гадали, когда же удастся вырваться на волю, ведь отсидели шесть уроков, а тут еще диспут, и вдруг было названо мое имя. Я изумилась, потом испугалась, потом вскочила:

      – Чего тебе надо, Танька?

      А Таня Петрова на дар-горском косноязычном сленге уже разъясняла всем, какая я плохая: не хожу на экскурсии, отлыниваю от мытья полов, не дежурю в раздевалке, не помогаю отстающим и вообще – не дружу ни с кем, кроме Нинки Резниковой и чужих девчонок с Чонгарской…

      Мы с Ниной молча вытащили из парты портфели и ушли, хлопнув дверью. Тамара Михайловна была настолько ошеломлена и оскорблена, что явилась к нам домой самолично. Пока она разговаривала в моем присутствии с мамой, я решила, что перейду в другую школу. А что иное могло прийти в голову пятнадцатилетней девочке, которую почему-то невзлюбили? Но все вышло по-иному. Мама, выслушав страшную для меня гостью, спокойно сказала:

      – Я вам доверяла, но завтра же пойду к директору и попрошу защитить мою дочь от ваших педагогических посягательств. Она не подопытный кролик, а маленькая девочка. Думаете, я не знаю, что она продолжает ходить к Нине, обманывая