Колыбельная для брата. Владислав Крапивин

так говорят?

      – Везде… Я до третьего класса вообще мало говорил, я заикался.

      – Сейчас незаметно…

      – Прошло… Я петь полюбил, тогда это и кончилось. Меня учительница Зоя Алексеевна к пению приучила.

      – И сейчас поешь?

      – В школьном хоре. Только мне там не нравится. Туда многих без всякого согласия посылают, это плохо. Зачем, если не хочется петь?

      – Но тебе-то хочется?

      Кирилл мотнул головой.

      – Нет, мне там тоже не нравится. Руководитель новый появился, крикливый какой-то… И песенки все детские… Я бы ушел…

      – А почему не уйдешь? Спорить не хочешь?

      Дед спросил это без насмешки – серьезно и по-хорошему. Кирилл почувствовал, как защипало в глазах, и хмуро признался:

      – У меня какое-то свойство дурацкое. Сам не знаю почему… Вот увижу что-нибудь несправедливое, начну спорить – и вдруг слезы.

      Дед понимающе кивнул:

      – Это бывает иногда…

      – У меня не иногда, а каждый раз… Сейчас даже больше, чем раньше, – сердито сказал Кирилл и переглотнул. – Ты никому не говори… Может, я больной?

      Дед засмеялся и положил свою ладонь Кириллу на затылок.

      – Что ты, Кир… Твоей беде помочь совсем легко.

      Кирилл удивленно поднял повлажневшие глаза.

      Дед глянул в эти глаза и доверительно произнес:

      – Как в горле заскребет, вспомни зеленого павиана Джимми.

      – Какого павиана? – очень удивился Кирилл.

      – Я же говорю: зеленого. Сразу представь себе зеленого павиана Джимми, и все пройдет… Это меня в детстве дядюшка научил. Здорово помогает, честное слово.

      Кирилл помигал и неловко улыбнулся:

      – Я… ладно, попробую. – И подумал: как жаль, что не знал про Джимми осенью. Про тот случай до сих пор стыдно вспоминать. Ева Петровна оставила весь класс после уроков за то, что будто бы безобразно вели себя в столовой и разбили два стакана. Свинство какое! Ведь ей сто раз объясняли, что никто не дурачился и не бил! Кирилл кипел, кипел внутри, потом встал и приготовился сказать, что все это несправедливо и она не имеет права… А вместо слов получились всхлипы, и он разревелся, как дошкольница, у которой отобрали новый мячик.

      Евица-красавица сказала:

      – Векшин, ступай домой. Ты-то ни в чем не виноват, я знаю.

      Кирилл схватил портфель и выскочил в коридор. Получилось, что ни за кого он не заступился, а только себе заработал прощение. Выревел! Это в двенадцать-то лет… Нет, зеленый павиан – это, кажется, неплохо (глаза, между прочим, высохли). В этом что-то есть.

      Но тут же Кирилл встревожился:

      – А Митька? Он разве не знает про павиана?

      Дед снисходительно сказал:

      – Митька если ревет, то от страха или от вредности. Здесь уж Джимми бессилен.

      Глава 4

      Митька был вертлявой личностью восьми с половиной лет: круглолицый, но щуплый, с черными быстрыми глазами и очень красными мокрыми губами – он их постоянно облизывал. Звали его чаще не просто Митька, а Митька-Маус. Вроде Микки-Мауса, знаменитого мышонка из