Спички судьбы. Велимир Хлебников

в ды́ме сел

      Сверкнувший синим коромысел,

      Проходит Та, как новый вымысел,

      И бросит ум на берег чисел.

      Воскликнул жрец: «О, дети, дети!» —

      На речь афинского посла.

      И ум, и мир, как плащ, одеты

      На плечах строгого числа.

      И если смертный морщит лоб

      Над винно-пенным уравнением,

      Узнайте: делает он, чтоб

      Стать роста на небо растением.

      Прочь застенок! Глаз не хмуря,

      Огляните чисел лом.

      Ведь уже трепещет буря,

      Полупоймана числом.

      Напишу в чернилах: верь!

      Близок день, что всех возвысил!

      И грядет бесшумно зверь

      С парой белых нежных чисел!

      Но, услышав нежный гомон

      Этих уст и этих дней,

      Он падет, как будто сломан,

      На утесы меж камней.

      «И снова глаза щегольнули…»

      И снова глаза щегольнули

      Жемчугом крупным своим

      И просто и строго взглянули

      На то, что мы часто таим.

      Прекрасные жемчужные глаза,

      Звенит в них утром войска «вашество».

      За серебром бывают образа,

      И им не веровать – неряшество.

      Упорных глаз сверкающая резь

      И серебристая воздушь.

      В глазах: «Певец, иди и грезь!» —

      Кроме меня, понять кому ж?

      И вы, очаревна, внимая,

      Блеснете глазами из льда.

      Взошли вы, как солнце в погоду Мамая,

      Над степью старою слов «никогда».

      Пожар толпы погасит выход

      Ваш. Там буду я, вам верен, близь,

      Петь восхитительную прихоть

      Одеть холодных камней низь.

      Ужель, проходя по дорожке из мауни,

      Вы спросите тоже: «Куда они?»

      Пен пан

      У вод я подумал о бесе

      И о себе,

      Над озером сидя на пне.

      Со мной разговаривал пен пан

      И взора озерного жемчуг

      Бросает воздушный, могуч меж

      Ивы,

      Большой, как и вы.

      И много невестнейших вдов вод

      Преследовал ум мой, как овод,

      Я, брезгая, брызгаю ими.

      Мое восклицалося имя —

      Шепча, изрицал его воздух.

      Сквозь воздух умчаться не худ зов,

      Я озеро бил на осколки

      И после расспрашивал: «Сколько?»

      И мир был прекрасно улыбен,

      Но многого этого не было.

      И свист пролетевших копыток

      Напомнил мне много попыток

      Прогнать исчезающий нечет

      Среди исчезавших течений.

      «Моих друзей летели сонмы…»

      Моих друзей летели сонмы.

      Их семеро, их семеро, их сто!

      И после испустили стон мы.

      Нас отразило властное ничто.

      Дух облака, одетый в кожух,

      Нас отразил, печально непохожих.

      В года изученных продаж,

      Где весь язык лишь «дам» и «дашь».

      Теперь их грезный кубок вылит.

      О, роковой ста милых вылет!

      А вы, проходя по дорожке из мауни,

      Ужели нас спросите тоже, куда они?

      «Моя