Пока смертные спят. Курт Воннегут

проговорил Салли. – Она же ваша бывшая жена, которую вы сами бросили двадцать лет назад. Почему же вы так убиваетесь? На глазах у моих покупателей, перед моим магазином…

      Джордж не ответил.

      – Я могу быстро организовать вам билет на поезд или самолет, – сказал я Джорджу. – Или автомобиль от компании.

      – Вы предлагаете мне бросить фургон? – Джордж посмотрел на меня как на идиота. – В нем оборудования на четверть миллиона долларов, мальчик Джим. – Он затряс головой. – Бесценная техника… а вдруг кто-то… – Он умолк.

      Я понял, что спорить бессмысленно. На самом деле он имел в виду совсем другое. Фургон был его домом, Дженни и ее мозги – смыслом его жизни, и сама мысль о том, чтобы оторваться от них, пугала его до смерти.

      – Поеду на фургоне, – сказал он. – Так будет быстрее.

      Джордж выпрыгнул из кабины и сразу засуетился, чтобы никто не начал ему возражать. Все-таки фургоны считаются не самым быстроходным транспортом.

      – Вы поедете со мной, – распорядился он, глянув на меня. – Садитесь, и погнали.

      Я позвонил в офис: можно поехать с ним? Мне не просто разрешили, мне сказали, что это попросту моя обязанность. Джордж и Дженни – самые преданные сотрудники компании. Мне следовало сделать все возможное, чтобы помочь им в трудную минуту.

      Вернувшись к фургону, я обнаружил, что Джордж ушел кому-то звонить. Он надел кеды, оставив клоунские ботинки у кабины. Салли Гаррис подобрал их и с любопытством заглядывал внутрь.

      – Господи… – пробормотал он. – Столько маленьких кнопочек… Как на аккордеоне.

      Он сунул руку в ботинок и не меньше минуты набирался духу, чтобы нажать на кнопку.

      – Фух, – произнесла Дженни.

      Лицо ее осталось совершенно безжизненным. Салли нажал другую кнопку.

      – Фух.

      Еще кнопка.

      Дженни улыбнулась, как Мона Лиза.

      Салли нажал сразу несколько кнопок.

      – Бурлаппеньо, – сказала Дженни. – Бама-уззтрассит. Шух.

      А потом скорчила рожу и высунула язык.

      Салли не осмелился экспериментировать дальше. Он аккуратно поставил ботинки у фургона, как ставят тапочки у кровати.

      – О-хо-хо… Люди ко мне больше не придут. Теперь они думают, что у меня тут морг какой – после того, что он сегодня выкинул. За одно я Господа благодарю…

      – За что?

      – По крайней мере, они не узнали, чье лицо и чей голос у этого холодильника.

      – А чьи они?

      – А вы не в курсе? – удивился Салли. – Он сделал слепок ее лица и водрузил на Дженни. А потом записал все звуки английского языка в ее исполнении. Все-все, что вылетает из динамика Дженни, когда-то произнесла она.

      – Да кто? – не выдержал я.

      – Нэнси. Или как бишь ее там зовут. Дама, которая теперь при смерти. Он это проделал сразу после медового месяца.

      Мы проехали семьсот миль за шестнадцать часов, и за это время Джордж мне и десятка слов не сказал. То есть говорить-то он говорил, но не со мной. Болтал во сне, вероятно,