Стихи. Лев Лосев

червячки живут, сочась,

      где прячут головы редиски,

      где вы заключены сейчас

      без права переписки.

      Все вы, которые мертвы,

      мои друзья, мои родные,

      мои враги (пока живые),

      ну, что же вы

      смеетесь, как в немом кино.

      Ведь нет тебя, ведь ты же умер,

      так в чем же дело, что за юмор,

      что так смешно?

      Однажды, завершая сон,

      я сделаю глубокий выдох

      и вдруг увижу слово выход —

      так вот где он!

      Сырую соль с губы слизав,

      я к вам пойду тропинкой зыбкой

      и уж тогда проснусь с улыбкой,

      а не в слезах.

      Пластинка

      Не умея играть на щипковых

      инструментах и ни на каких,

      я купил за двенадцать целковых

      хор кудрявых, чернявых, лихих,

      все в рубашечках эх-да шелковых,

      эх-да красных, да-эх голубых.

      Старый цыган со всею конторой,

      с одного разгоняясь витка,

      спел нам песню свою, из которой

      мы узнали, что жизнь коротка,

      но зато – промелькнула за шторой

      слишком белая чья-то рука.

      Вместо «слишком» там пелось «и-эх-да»

      и хрипелось за словом «зато»

      непонятно что – «нечто» иль «некто»,

      слишком низко уж было взято,

      и ни вкуса, ни интеллекта

      не отметил бы в песне никто.

      ……………………………….

      «Коротка, коротка…» Напрягая

      слух и память, и то не вполне

      разбирая слова… «Дорогая,

      то, что мы увидали в окне…»

      Впрочем, это уж песня другая

      и она на другой стороне.

      На Рождество

      Я лягу, взгляд расфокусирую,

      звезду в окошке раздвою

      и вдруг увижу местность сирую,

      сырую родину свою.

      Во власти оптика-любителя

      не только что раздвой и – сдвой,

      а сдвой Сатурна и Юпитера

      чреват Рождественской звездой.

      Вослед за этой, быстро вытекшей

      и высохшей, еще скорей

      всходи над Волховом и Вытегрой,

      звезда волхвов, звезда царей.

      ……………………………….

      Звезда взойдет над зданьем станции,

      и радио в окне сельпо

      программу по заявкам с танцами

      прервет растерянно и, по-

      медлив малость, как замолится

      о пастухах, волхвах, царях,

      о коммунистах с комсомольцами,

      о сброде пьяниц и нерях.

      Слепцы, пророки трепотливые,

      отцы, привыкшие к кресту,

      как эти строки терпеливые,

      бредут по белому листу.

      Где розовою промокашкою

      в полнеба запад возникал,

      туда за их походкой тяжкою

      Обводный тянется канал.

      Закатом наскоро промокнуты,

      слова идут к себе домой

      и открывают двери в комнаты,

      давно покинутые мной.

      «И, наконец, остановка „Кладбище“…»

      С. К.

      И,