Странствующий. Александр Петров

что мне рассказывать? – почесал затылок Николай. – Воевал на двух войнах. Насмотрелся ужасов, крови, предательства. Вернулся домой, а там еще хуже. Друзья пьют и деньги делают. Пробовал устроиться на работу, но… Не умею перед начальством стелиться, особенно когда оно хамит и ворует. Я так: что думаю, то и говорю. Пока работал, кое-как скопил на дом. Купил и переехал сюда жить. Пока еще совхоз живым был, я на тракторе работал. Здесь моя военная профессия пригодилась: я служил в танковых войсках. А потом все развалилось. Теперь мы тут сами выживаем, как можем. Земля, лес да река нас кормят. Зимой срубы собираем, потом продаем. Покупатели пока есть. Стадо козочек завели. Молоко, сыр и мясо – свои. Что рассказывать? Не знаю.

      – А что за иконы у тебя?

      – Маленькая Казанская – это келейный монашеский образ. А большие принесли для реставрации. Видать, они из разрушенного храма. Кто-то из деревенских сохранил, а потом они по рукам ходили, пока к нам не пришли, – Николай улыбается. – С ними тут чудо произошло. Есть у нас в деревне ребята лихие. Все знают, что они дома обчищают, но ничего поделать с ними не могут. Однажды мы в храм на праздник ушли. Когда вернулись, смотрю: нет икон. Мы к воришкам, а они в скит подались. Есть у них в лесу своя охотничья заимка. Идти туда мы остереглись. Там они хозяева, в случае чего и застрелить могут. Что с пьяных-то взять? Стали за них молиться втроем, поклоны класть. Ведь это тебе не вязанку дров украсть – святые иконы! А через два дня воришки сами пришли. Поставили бутылку самогона, сами пьют и плачут. Говорят, что покоя лишились, по ночам страх нападает жуткий. Да еще вот эта маленькая Казанская… Они ее, когда по лесу несли, в траве потеряли. Пошли искать – а она на пеньке стоймя стоит! Представляете? Короче, принесли они иконы и умоляли обратно взять, а то им жить страшно стало.