Жизнь за трицератопса (сборник). Кир Булычев

и ощутить обои, стало легче.

      – Ложитесь спать пораньше, – посоветовал Минц. – И поговорите наконец откровенно. Ведь вы бы не попали в дурацкое положение, если бы не стремились выслеживать друг друга.

      – Как так? – воскликнула Ванда.

      – Как так? – ахнул Савич.

      Только сейчас они догадались, как глупо себя вели.

      – Ах, прости меня… – произнес Савич.

      – Извинения потом. Нам с Корнелием пора уходить. Ложитесь спать и обменяйтесь впечатлениями.

      – Что вы такое говорите? – вдруг обиделась Ванда. – Не хотите же вы, чтобы я стала раздеваться на глазах у всего города!

      – Город вас не видит, и ему вообще не до вас! – сказал Минц. – Спокойной ночи!

      Они с Удаловым ощупью покинули дом и ощупью вышли через калитку.

      – Но вы уверены, что это пройдет? – крикнула вслед Ванда.

      – Послезавтра, – пообещал Минц.

      – А нельзя ли пораньше?

      – Мы с вами подняли руку на Природу, – ответил Минц. – Это дело не выносит суеты.

      Ванда растерялась и замолчала.

      Минц потянул Удалова прочь от черного провала, который был полон перепуганных голосов, так как невидимость сожрала уже половину соседнего дома и жильцы его, спохватившись, старались выяснить, что же происходит.

      Минц и Удалов быстро пошли по улице.

      – Я не мог говорить при них, – сказал Минц. – Но я крайне встревожен.

      – А я просто напуган, – признался Удалов.

      – Не сегодня завтра наш Гусляр может исчезнуть!

      – Люди не готовы, начнется паника, будут жертвы…

      – Не паникуй, Корнелий. Сейчас придем ко мне, сядем и всё обсудим.

      К сожалению, сделать этого им не удалось. По очень банальной для Великого Гусляра причине: когда они подошли к дому № 16 по Пушкинской улице, то обнаружили, что дома № 16 нет, а на его месте зияет глубокий провал, захвативший также соседние дома. Более того, Удалов даже не был уверен, куда двигаться, чтобы нащупывать свой дом, на месте которого находилось лишь туманное зарево. Это вначале смутило, хотя потом Корнелий сообразил: ведь оттого, что мир стал невидимым, лампы гореть не перестали.

      Минц с Удаловым стояли посреди улицы.

      – Там моя семья, – обреченно сказал Удалов. – Они ушибиться могут.

      – Тогда надо действовать! – принял решение Минц.

      Удалов открыл рот, чтобы выслушать внимательнее, что же предложит Минц, какое противоядие он отыщет, но тут с ужасом обнаружил, что перед ним стоит не Минц, а лишь правая половина Минца – левую уже сожрал вирус.

      – Ты тоже, – грустно произнес Удалов.

      – Не отвлекайся на мелочи, – сказал Минц. – Надо бежать на радио – объяснить народу.

      Видимого Удалова пускать на радио не хотел вахтер. Но когда появилась четверть Минца, вахтер потерял сознание, а Удалов пробежал наверх, к диктору. Диктор тоже немного сопротивлялся. Пока не увидел осьмушку Минца. И тогда в эфир пошло спасительное предупреждение.

      Сменяя