Гибрид. Для чтения вслух. Игорь Беляев

играет или своего Скрябина, или своего Рахманинова. В крайнем случае, своего Шопена. Не каждый день. А когда у мамы есть настроение.

      Рояль у нас вон какой большой! Полкомнаты занимает. Ну где мне спать? Один выход – под роялем. У соседей – пианино. Оно маленькое, стоит у стенки, играет так же. Но мама не может играть на пианино! Ведь она кончила свою консерваторию.

      Бабушка говорит, если бы не папа и не я, мама выступала бы с концертами. А сейчас она только учит других детей. Не знаю: почему бабушка так говорит? Получается – я во всем виноват?

      Маму мне очень жалко. Но моя мама никогда не плачет. Она все переживает в себе. А это еще хуже. Как говорит бабушка.

      Тетя Муся-из-оперетты пришла, когда я уже почти засыпал.

      Тетя Муся – самая близкая мамина подруга. Это ведь она познакомила маму с папой. Когда они были там. Ну, знаете?!

      Там тетя Муся пела в своей оперетке, а мама играла на своем рояле. Папа бегал за кулисами как сумасшедший. Потому что он сразу влип, когда увидел маму. Я уже сто раз слышал эту историю.

      У тети Муси тоже есть муж. Он похож на свою фамилию. Шер-ше-не-вич. Шершеневич пишет стихи и со всеми кусается. Только сегодня тетя Муся пришла без своего Шершеневича.

      Я сделал вид, что сплю.

      Сначала они говорили так тихо, чтобы я ничего не слышал. Потом они про меня совсем забыли и стали говорить громко.

      Тетя Муся сказала, что на папу пора плюнуть. Потому что оттуда не возвращаются. Сделаться монахиней в расцвете лет – никакого нет смысла. Нечего распускать нюни и сидеть сложа руки. Надо жить, пока живется. И пусть все катится к чертовой матери.

      – Собирайся и пошли в гости. Я тебя познакомлю с одним очень интересным человеком.

      Тут я совсем перестал дышать.

      А мама – моя любимая, самая красивая мама – сказала, чтобы тетя Муся немедленно убиралась и больше к ней никогда не приходила.

      – Ты просто последняя дура, – рассердилась тетя Муся и хлопнула дверью.

      – Ты спишь? – спросила мама на всякий случай.

      Я даже не пошевелился.

      На другой день мама начала сильно кашлять. И бабушка забрала нас на Никицкую.

      На Никицкой маму легче вылечить. Сюда ходит доктор Бобков. Он всех нас лечит. Бабушка верит только одному доктору Бобкову.

      А когда у меня открылась скарлатина и папина бабушка стала бегать по квартире и кричать «азохенвей», пришел доктор Бобков и сказал, что нужно сделать укол. Тогда Лизав етниколавна всех выгнала из комнаты и позвала только Аню. У меня была температура выше градусника. Я стал плакать. А бабушка сказала:

      – Цыц! Негодник.

      Она придавила мне голову и руки. Аня держала меня за ноги. А доктор Бобков сделал мне укол в попку. Когда я уже не мог совсем глотать и в голове крутилось, я стал говорить про себя:

      – Господи Исусе! Помогите мне, пожалыста, выздороветь. Я не хочу умирать. Помогите мне, пожалыста, Господи.

      И вот видите, я не умер, а выздоровел. Все удивлялись. Потому что бабушкин сын Гуля умер как раз от этой скарлатины. Когда бабушка разбила зеркало на комоде.

      И тогда, сказал дядя Жорж, бабушка стала верить в Бога. А когда я родился, меня назвали