Аргентинец. Эльвира Барякина

выпал первый снег, но быстро растаял: только кое-где на заборах и в канавах виднелись белые хлопья. В небе неслись похожие на дым тучи. И пахло дымом.

      Извозчиков нигде не было видно. Жора свернул к Похвалинскому съезду, потом на Малую Покровскую. Перепуганный до смерти город: прохожих – раз-два и обчелся, и те идут торопливо, будто что-то украли. У афишной тумбы, обклеенной прокламациями, собралась беспомощная кучка народу.

      – Кто победил-то?

      – Черт его знает. Кажется, Ленин у них за главного.

      – Да что вы брешете?! Ленин давно в Германию уплыл, немцы за ним крейсер прислали.

      – А наша булочная открыта? Или опять хлеба не будет?

      – Самое ужасное – этих большевиков никто не выбирал. По какому праву они узурпировали власть?

      Чем ближе к Благовещенской, тем чаще попадались солдаты. Напротив Дворянского собрания горел костер, в кругу гогочущих, притоптывающих от холода матросов плясала пьяная девка.

      – Цыпленок жареный, цыпленок пареный пошел на речку погулять, – вопила она, по-цыгански потрясая грудями.

      Жора попятился, наткнулся на безногого инвалида.

      – У, буржуенок! – замахнулся тот костылем.

      На Благовещенской гремел митинг. Лес штыков – будто вся площадь ощетинилась стальными иглами.

      Бородатый мужик в грязной поддевке влез на постамент памятника Александру Второму:

      – Скоро в России не будет ни одного неграмотного! Мы проведем электричество даже в самые глухие деревни. Не только Европа, но и Америка будут завидовать нам!

      – Ура-а-а! – стонала толпа, осипшая, но довольная. Рожи хамские, пьяные, бессмысленные.

      На мостовой валялись втоптанные в грязь листовки: «Вся власть Советам!», «Бей жидов!», «Да здравствует Учредительное собрание!»

      Жора хотел пробраться к семинарии, но там стоял кордон красногвардейцев.

      – Проваливай, щенок!

      В распахнутых окнах верхних этажей торчали пулеметы. Изредка показывались фуражки юнкеров.

      Снова пошел снег.

      – Купин, ты?

      Жора оглянулся. К нему подбежал Коля Рукавицын, одноклассник.

      – Надо в Думу идти! – горячо зашептал он. – Они там забаррикадировались.

      – Кто «они»? – не понял Жора.

      – Наши!

2.

      Нарядное здание городской Думы никто не охранял. Жора потянул на себя высокую дверь, та со скрипом поддалась. В сумрачном вестибюле перед большой мраморной лестницей была навалена гора конторской мебели. Жора задел ногой рассыпанные по полу патроны – они покатились в разные стороны.

      – Кто такие? – крикнул мальчишеский голос. Из-за баррикады показался красноухий паренек лет пятнадцати, с отломанной от стула ножкой вместо дубины.

      Жора не знал, как представиться.

      – Свои! – сказал он, и караульный сразу ему поверил.

      Его звали Саней, он учился во Владимирском реальном училище.

      – Я тут с утра сижу. Вот свисток дали, велели свистеть, если что.

      Жора растерянно смотрел на дурацкую баррикаду, на висевший на ботиночном