Аргентинец. Эльвира Барякина

то ей придется разогнать к дьяволу всех дармоедов и тратить на городское житье не больше полтораста рублей в месяц.

      – Остальное будем вкладывать в завод, или закрывай его и не морочь мне голову.

      Нина согласилась на его условия и рассчитала всю прислугу, кроме кухарки, дворника и приходящей девушки, которая убиралась в комнатах. После долгих переговоров свекрови была оставлена Фурия Скипидаровна, иначе графиня пригрозила уйти в монастырь.

      – Ай, молодец! – уважительно присвистнул дядя Гриша, когда Нина поведала ему о битве с Софьей Карловной.

      За ужином дядя Гриша велел рассказать ему о наследнике.

      – Ну что… Давай подождем Матвея Львовича, – произнес он, вытирая руки полотенцем. – Он жулик всероссийского масштаба, он знает эти вексельные дела.

      По его словам в Осинках было спокойно, хотя дезертиры добрались и сюда. Это были свои, местные ребята. Они вели себя шумно, много пили и стращали девок рассказами о войне, но нападали только на рыбу, которую глушили привезенными с фронта гранатами.

      На заводе наконец удалось пустить английскую машину для чесания льна.

      – Ты не думай, у меня бабы без дела не сидели, – похвалялся дядя Гриша. – Я их рукавицы заставил шить, покуда машина простаивала. Ничего, племяшечка, к весне война кончится, и все будет хорошо.

      Нина обвела взглядом сидевших за столом детей и Варвару с ребеночком, уснувшим на ее необъятной груди. Так хотелось верить, что ждать осталось недолго, что все действительно наладится.

      – Солдаты Нижегородского гарнизона говорят, что ни за что не пойдут на фронт, – добавил дядя Гриша. – Постановили зимней формы не принимать и учинить бунт, если их будут насильно сажать в теплушки. И так по всем городам. Воевать некому – значит, войны не будет.

2.

      Каждый раз, приезжая в имение, Нина ходила по тем самым комнатам, теперь совершенно мертвым, с завернутыми в марлю люстрами, с зачехленной мебелью. Потом долго сидела в спальне, разбитая непоправимостью своего горя. Пожелтевший портрет Володи на стене, его трубка, его карандаш…

      Вера принесла Нине бутыль с горячей водой – умыться.

      – Меня графский лакей научил, что и как надо делать, – с гордостью сказала она. – Он старенький совсем, живет у дочери на пасеке, но все-все помнит. В комнату для гостей надо подавать веер, свечи, мухобойку, свежие чернила с бумагой и заведенные часы. Если в гости приехала дама, то нужны еще подушечка для шляпных булавок и завивальные щипцы. Правильно?

      – Правильно.

      Вера – единственная из всех – смотрела на Нину как на настоящую даму. Она точно так же цеплялась за любые намеки на красивую жизнь, только для нее она была еще более недоступна.

      – Ты иногда ходишь сюда? – спросила Нина.

      – Не, батя не пускает. Нечего, говорит, тут шастать… А я страсть как люблю этот дом! Знаете, у нашего старосты пес во дворе, у него морда, как у барских собак… ну, с которыми на охоту ездили. Так я даже этого пса люблю.

      Нина поцеловала ее в лоб:

      – Спокойной