Аргентинец. Эльвира Барякина

и мама привыкла к тому, что Нина стала настоящей барыней. Жора чуть ли не каждый день бывал в гостях у сестры и сидел, пока было возможно. Володя возился с ним, показывал на карте Францию – они с Ниной собирались туда на медовый месяц. Жора не до конца верил, что Париж – это действительно город, а не летний ресторан на Ярмарке, и что обычные люди, вроде его сестры, могут путешествовать в вагоне первого класса.

      Жора перебрался на Гребешок, когда Нина вздумала отправить мать в Баден-Баден: у мамы побаливала поясница, и доктор посоветовал ей съездить на источники. Нине хотелось, чтобы все было по высшему разряду: она заказала номер в гостинице и даже оплатила билет компаньонке, которая знала немецкий язык. Сама Нина поехать не могла – она была беременна.

      Через месяц началась война. Русские курортники с превеликим трудом возвращались домой через Швецию; многих арестовали по подозрению в шпионаже и помощи врагу. Мама не вернулась. Два года спустя какой-то человек прислал письмо: «Госпожа Купина скончалась в Баден-Бадене. Примите мои соболезнования».

      Жора первым узнал об этом. Целый день сидел пришибленный, не зная, как теперь жить, как рассказать обо всем сестре. В день, когда прислали известие о смерти Одинцова, у Нины случился выкидыш. Она так долго болела, что Жора боялся – ей не выкарабкаться. Старая графиня, вместо того чтобы помогать, бросила ей в лицо:

      – Я надеялась, что Владимир оставит мне хотя бы внука. А он оставил мне вас…

      Когда Нине сказали о смерти матери, она прошептала дрогнувшими губами:

      – А нам вместо мамы оставили Софью Карловну.

      Графиня жила в своей половине вместе с красивой и злой приживалкой, которую Жора называл не Юлия Спиридоновна, а Фурия Скипидаровна. Обитатели левого и правого крыла дома старались не попадаться друг другу на глаза – им даже готовили по отдельности. Но это не мешало графине раз в месяц приходить к Нине за деньгами.

      – Почему ты ей во всем потакаешь? – сердился Жора. – У нас и так каждый рубль на счету, а она требует, чтобы ты делала взносы в ее Дамский комитет!

      – Софья Карловна – мать моего мужа, – тихо говорила Нина.

      Она не могла забыть Володю. У Жоры было будущее, Елена Багрова и мечты о карьере дипломата… У Нины не было ничего, кроме обязательств, которые она сама взвалила на себя.

      Дяди-Гришиным детям было решено подарить мамину коробку с пуговицами. Когда-то Жора играл ими вместо солдатиков, и на полу в швейной мастерской Купиных разыгрывались целые сражения. Большая черная пуговица-генерал была от маминого пальто; офицеры – белые, обтянутые шелком бусинки – от сестринской блузки; серебристая пуговица с якорем – капитан броненосца «Наша победа». В коробке, как в фотоальбоме, хранилась вся история семьи – одежда снашивалась, а пуговицы оставались. Теперь ее можно было передать младшему поколению.

      Нинин багаж уместился в одной корзинке. Она отсчитала брату сто рублей керенками, новыми деньгами, введенными Временным правительством:

      – Это вам на расходы.

      Жора смотрел на мятые фантики. В дурацкой