Дни нашей жизни. Леонид Андреев

человек, Онуфрий. Выпьем.

      Онуфрий. С удовольствием, Миша. Однако, как они запропастились.

      Зинаида Васильевна. Далеко. Пока дойдут до реки.

      Блохин. Давайте петь, господа, какого черта!

      Зинаида Васильевна. Да, да! Петь! Михаил Иванович, да оторвитесь вы от бутылки хоть на минуту.

      Мишка (в отчаянии). Братцы, что же это такое? Пришел я на Воробьевы горы, думал хоть тут отдохнуть душою, а Блохин петь хочет.

      Онуфрий. Не обижай его, Миша; разве он виноват, что голос у него такой скверный? Пой, Сережа, пой, только высоко не забирайся – опасно.

      Вбегают, запыхавшись, Ольга Николаевна и Глуховцев.

      Глуховцев. Ой-ой-ой, как я жрать хочу.

      Ольга Николаевна. Я тоже. Можно мне здесь присесть?

      Анна Ивановна. Пожалуйста, голубчик, вот колбаса, вот сыр, сардинок не советую есть, – кажется, с запахом.

      Мишка. Говорил, лучше селедку взять – селедка никогда не обманет.

      Глуховцев. Налей-ка, Миша.

      Ольга Николаевна. Вы же не хотели пить, Николай Петрович.

      Глуховцев. Одну рюмочку.

      Анна Ивановна. Вы не московскую гимназию окончили, Ольга Николаевна?

      Ольга Николаевна. Нет, я была в институте.

      Физик. В институте? Это надо хорошенько рассмотреть. (Надевает сверх очков пенсне.)

      Мишка. Братцы, Физик вторые очки надел.

      Онуфрий. Четырехглазый осьминог.

      Физик. Но почему же осьминог?

      Блохин. Глаза уже есть, а ноги будут.

      Зинаида Васильевна. У вас такой прекрасный голос, Михаил Иванович, – отчего не споете?

      Мишка. Можно.

      Запевает, и все согласным хором подхватывают.

      Не осенний мелкий дождичек

      Брызжет, брызжет сквозь туман, —

      Слезы горькие льет молодец

      На свой бархатный кафтан.

      – Полно, брат молодец,

      Ты ведь не девица,

      Пей – тоска пройдет.

      Пей, пей – тоска пройдет.

      Мишка (обиженно). Братцы, Блохин опять врет.

      Блохин (вскакивает). Это свинство! Это… это черт знает что такое! Я больше никогда… (Уходит к обрыву и стоит там один, насупившись.)

      Голоса.

      – Сергей, Сережа!

      – Сергей Васильевич!

      – Он нарочно.

      – Он шутит.

      – Иди сюда!

      Блохин. Хороши шутки. Тоже товарищи.

      Мишка (подходит сзади и обнимает его). Ну, не сердись, Сережа, я ведь нарочно. У тебя голос прямо, брат, для оперы.

      Блохин. Оставь меня, Михаил. Я знаю, что у меня очень плохой голос, но если мне хочется петь, – как ты этого не понимаешь? Я, может быть, всю жизнь отдал бы, чтобы иметь такой голос, как у тебя. Ты не знаешь и никто из вас не знает, что у меня в душе все время музыка звучит.

      Мишка. Если бы ты не врал, Сережа, а то ведь ты врешь.

      Блохин. Ну и вру. На то вы товарищи, чтобы…

      Мишка