Лжецаревич. Николай Николаевич Алексеев

еще звучал хохот пана Феликса. Она обвела комнату испуганным взглядом.

      Все было тихо и мирно. Лампада перед иконой разгорелась, и ее неподвижное пламя освещало спальню ярче прежнего. Лизбета спала или казалась спящей. Ее ровное дыхание долетало до Анджелики.

      Девушка успокоилась.

      «Что за сон! Что за сон! – думала она с удивлением. – Точно пророческий».

      Но тотчас же она успокоила себя: «Что может быть? Мы уже сговорены…»

      Спать ей не хотелось больше, да если бы и тянуло ко сну, так она не легла бы, боясь снова увидеть нечто подобное. Ей хотелось освежиться, окончательно прийти в себя. Забыв свое недавнее замечание Лизбете, она подошла к окну и распахнула его.

      Предутренний ветерок обдал ее.

      «Что может быть?» – с улыбкой снова подумала она, смотря на узкую золотую полоску зари, уже загоревшуюся на краю неба.

      XIII. Христианское наставление

      Пани Юзефа только что вернулась со своей обычной утренней прогулки по саду – к усадьбе Влашемских прилегал большой сад – и собралась приняться за работу, когда ей доложили, что ее хочет повидать отец Пий. Он был немедленно принят.

      Пани Влашемская, сухая, одетая во все черное женщина, со строгим лицом, с сильно поседевшими темными волосами, впалыми глазами, серыми, тусклыми и холодными, набожно подошла под благословение отца Пия.

      Длинный, одетый в черную суконную сутану, худощавый, с желтою кожей сухого лица, на котором длинный горбатый нос сильно загибался к двум тонким бледно-розоватым полоскам, заменявшим губы, отец Пий выглядел великим постником. Его большие черные глаза горели странным огнем.

      Когда он заговорил, его голос оказался слабым и слегка дрожащим.

      – В добром ли здоровье, пани Юзефа? – осведомился патер.

      – Бог грехам терпит, Бог грехам терпит, отец Пий… Садитесь. Вы здоровы ли?

      – Что печься о здоровье? Все это – тлен и суета. Что бренное тело? Надо о душе заботиться.

      – Истинная правда, отец Пий! Истинная правда! Вы – святой жизни человек, вы спасетесь, предопределены к блаженству. А вот нам-то как спастись? Во грехах мы, в суете… О-ох! – сокрушенно вздохнула пани Юзефа.

      – Господь видит ваше усердие, дочь моя, – заметил патер, помолчал, потом сказал: – А я к вам по делу…

      – По делу?

      – Да, по важному: дело идет о спасении, направлении на путь истины души заблудшей.

      Юзефа удивленно взглянула на него.

      – Я говорю о женихе вашей старшей дочери, о пане Максиме из Гнорова, – пояснил Пий.

      – Та-ак, – протянула пани. – А что же он?

      – И это спрашивает верующая католичка?! – с негодованием воскликнул патер. – Он – преступник! Он губит свою душу и душу вашей дочери!

      – Отец Пий! – с испугом воскликнула Влашемская.

      – Да, да! Он губит! Или вы забыли, что он – еретик, греческий схизматик?

      – Ах, об этом я сама сильно сокрушаюсь!

      – Сокрушаться мало.

      – Но что же делать?

      – Надо направить его на путь истины.

      – Я