Лжецаревич. Николай Николаевич Алексеев

не хочу!» А! Каково! Заклятый схизматик! Ну-с, так вот, сегодня этот самый еретик… стоит у дверей своей комнаты и разговаривает… Фу! Отдышаться не могу!

      – Да вы успокойтесь, святой отец.

      – Стоит и разговаривает с другим еретиком, с женихом вашей дочери. Дверь в комнату закрыта, но голоса слышны. Я проходил в сенях и… невольно слышал.

      – Что же они говорили? – спросила пани Юзефа, с напряженным вниманием слушавшая патера.

      – Богохульствовали они! Церковь нашу поносили! Вот что! – вскричал отец Пий. – Слышу, боярин говорит пану Максиму: «Счастлив ты теперь, друже: люб ты девице, и она люба тебе, женишься вскорости на ней – не забудь в своем счастье веру нашу святую православную». – «Что ты, Павлуша, – отвечает пан Максим, – да разве я могу и помыслить о грехе таком?» – «Верю, что не можешь, а только, Максимушка, слаб порою человек бывает, а эти латиняне – мастера сбивать христиан православных на путь ложный: посмотри, в Литве-то много ль истинных православных осталось? Все – либо „соединенный“, либо латинянин. Правда, все веры Господу Богу поклоняться учат, а только истинная есть одна – наша, православная: тут тебя никакому папе кланяться не заставят – верь только в Господа Иисуса Христа. Наша вера истинно святая… Бойся особенно этого длинного постнолицего отца Пия – лиса-еретик! Умеет подъехать!» – Дальше я не слушал… Что вы скажете?

      – Это ужасно!

      – Именно ужасно! Этого боярина необходимо удалить из вашего дома – он вреден, вреден!..

      – Не попросить же его уехать, отец Пий.

      – Отчего же не попросить уехать? Если не прямо, то дать понять: убирайся, мол.

      – Он ведь спас пана Максима.

      – Спас тело – губит его душу! Если он будет здесь – пан Максим никогда не покинет своей ереси. Попросите сюда пана Самуила: нам надо убедить его соединенными силами, чтобы он предложил этому схизматику убираться поскорей.

      – Пан Самуил вряд ли согласится: он такой нерешительный.

      – Должен согласиться! Нам нужно убедить его. Вы, как мать семейства, укажете ему на вред, который он вносит в семью; я, как духовному сыну своему, укажу на зияющую адскую бездну, которая открывается перед всеми Влашемскими. Он – набожный католик. Впрочем, можно найти для удаления москаля-боярина другой предлог…

      – Какой же?

      – Да хоть, например, то, что он увлекает панну Анджелику и этим грозит расстроить предстоящий брак.

      – Но, святой отец, ведь это же – неправда! Анджелика искренно любит пана Максима, на пана боярина смотрит как бы на брата, друга жениха! – вскричала с волнением пани Юзефа.

      – Я и не выдаю этого за правду. Впрочем, кто знает этих еретиков? Во всяком случае, это – предлог хороший, и мы его употребим в крайнем случае. Не бойтесь, что приходится солгать.

      Пани тяжело вздохнула, потом кликнула холопку.

      – Позови ко мне пана Самуила. Скажи, что мне и отцу Пию надо поговорить с ним о важном деле.

      Когда холопка вышла, пани Юзефа откинулась на спинку кресла.

      – Я, отец Пий, устала от всех этих неприятностей… Точно несколько часов кряду работала… –