Стынь неба осеннего. Алексей Бондаренко

вниз пихтовую кору. Она лентами скатилась на корни. Метка Зевы оказалась намного выше чужой. Удовлетворенно уркнув, она подалась в мягкий пихтач, чтобы наломать мягких хвойных лап и сладить подстилку.

      Медведица намеревалась задержаться здесь надолго. Она знала, что беспросветная хмарь скоро отступит, придет хорошее солнце, пригреет взгорки, и жизнь на берегу реки наберет полную силу; оживут муравейники, появится первая зелень: подснежники, медуница, лесные петушки. Черемша тоже не заставит себя долго ждать.

      Мо беспрерывно хныкала. Мать вспомнила, что давно не кормила малышей. Усталая, она опустилась на подстилку и, откинув набок голову, закрыла глаза. Медвежата, прильнув к соскам, улеглись рядом и, как котята, мурлыча от удовольствия, с наслаждением стали чмокать губами.

      Довольно серьезный и несколько самостоятельный Фур устроил себе лежанку чуть подальше. У него под кожей был еще небольшой запас жира, и голод так мучительно не донимал его. Он ревниво поглядывал на медвежат. С тех пор, как они появились на свет, Фур с недоверием относился к ним. Мать до их рождения всю заботу и внимание отдавала ему. Теперь она больше была с малышами. А он как-то незаметно отошел в сторону и был предоставлен самому себе. Но, тем не менее, не смел ослушаться мать. Она настойчиво заставляла присматривать за малышами, и он безукоризненно исполнял ее волю. Сильный шлепок Фур помнил хорошо. В свое время за любую провинность мать тузила его безжалостно. Фур не обижался – суровая наука выживания была на пользу. Он мог уже самостоятельно добывать себе пищу. Но, тем не менее, нуждался еще в покровительстве строгой матери – она всегда защитит его от врагов.

      Стайка хохлатых свиристелей оживленно суетилась на ольхе, перепрыгивая с ветки на ветку. В холодные края медленно, но уверенно шагала весна. Вслед за ней продвигались на север свиристели. Размеренный щебет птиц не пугал медведицу. Она дремала. Тревожное напряжение, не покидавшее Зеву даже в полусне, стало постепенно спадать. Она дремала, а перед ее мысленным взором вставали, наслаиваясь друг на друга, видения: то пасека, с громыхающими выстрелами, то обжигающие ее нутро глаза охотника у избушки.

      Такие видения приходили к медведице, когда нервы ее были взвинчены, измотаны постоянной борьбой за свою жизнь, за жизнь детей, в голодные весны поисками пищи, опасностью во время медвежьих свадеб.

      В такие дни чувство опасности не покидало ее ни во сне, ни наяву. И тогда она пряталась в глуши, куда не забредал ни только человек, но и редко бывали случайные медведи. Сейчас она уверилась, что была в безопасности.

      Малыши, вытянув лапы, прижавшись к теплому животу матери, блаженно растянулись на подстилке. Фур, свернувшись клубком, поглядывал на реку.

      Там стремительная вода ломала и крушила забереги, ожесточенно подхватывала лед, крутя, толкала его на середину. Ветер лениво покачивал на ярах прошлогоднюю высохшую осоку. Последние сморщенные ягоды шиповника старательно обклевывали красногрудые снегири. Они тоже спешили