Стынь неба осеннего. Алексей Бондаренко

добежав до кромки болота, быстро вернулся назад.

      – Не успел! – побелевшими губами прошептал он, часто вертя головой. – Я бы устроил ей скандал. По самую сурепицу врезал. Навек оставил память. Жаканом из двенадцатого. Не поздоровилось бы… Мало не покажется.

      – Не зайчись, – слабо попросил Маркелыч, вытирая рукавом взмокшей рубахи пот.

      – Кричать надо… Я бы мухой! – вспылил Архипов. Его редкую светлую бороденку трепал ветер. Щеки нервно дергались. Руки не находили места.

      – Сдрейфил, говоришь? – уколол напарника глазами Маркелыч.

      – Придумаешь тоже, – покраснел Архипов и вдруг вспомнил. – Ты чо мелешь-то?

      – Чудо с глазами, – вздохнул Маркелыч. – Поди в штаны наклал?

      – Сам-то не испугался? На мне отыграться хочешь.

      – Хватит Ваньку валять. Только дурак зверя не боится. Медведи в сказках и байках покладистые.

      – Чего не стрелял?

      – Пальцем? – укоризненно посмотрел Маркелыч.

      – Соображать надо, – фальцетом ответил Архипов. – Теперь вот можно двинуть следом. С медвежатами далеко не уйдет. Передохнул?

      – Ишь ты… – удивился охотник и, помолчав, добавил. – Пусть живет. Она мне вреда не приносит. Сколь лет в одном лесу промышляем.

      – А это не вред? – показал глазами Архипов на избушку.

      – Ты жрать захочешь, так не то натворишь. Я тут как на грех мясо в ведре забыл. Приманка для зверя.

      Архипов пристально посмотрел на охотника и уже умиротворенно стал говорить:

      – Кореш у меня есть один. С иностранцами водится. У него с ними шуры-муры. Соображаешь? За берлогу долларов не пожалеет. Давай, впятую за медведицей, заметим берлогу, осенью толкнем, а?

      – Пустомеля… Снова в штаны напрудишь, – улыбнулся Маркелыч, искоса поглядывая на мотню Архипова.

      – Это кто напрудит? Кто напрудит? – взорвался Архипов.

      – Накла-а-адешь, – заверил таежник.

      – Сам бы не наклал, – обиделся Архипов, цедя слова сквозь зубы. – Ополоснись иди…

      – Такой разговор до добра не доведет, – остановил напарника Маркелыч. – Чай вскипел? Обедаем, и каждый по себе.

      В избушке тепло. На чайнике подпрыгивает и стучит крышка.

      Маркелыч нарезал толстыми ломтями хлеб, достал лук, тушенку. Разлил по кружкам густо заваренный чай.

      Архипов молчал. Он заметно потускнел. В свою избушку идти надо бы, капканы с зимы остались настороженными. Их, конечно, надо запустить. Да как теперь по тайге ходить. Одному несподручно и опасно, когда кругом голодные медведи бродят. Маркелычу не скажешь об этом. Мало того, что в пух разнесет за капканы, еще и посмеиваться начнет. Не ровен час, Госохотнадзору заложит. Греха не оберешься.

      Архипову боязно. Поглядывая на таежника, он все больше хмурился, смотрел в окно, поеживаясь.

      День кончался и сумерки, наползая на лес, словно приглушали звуки уходящего дня. Медленно гаснущий темно-багровый закат еще озарял за болотом верхушки деревьев, но в тайгу уже