Послушайте, Лещёв!. Лев Таран

Ковровой проносится ветер, пыля.

      В немодных поношенных ботах, в плаще, что с годами поблек,

      Неспешно идет на работу усталый седой человек.

      Звонок заливается в школе. Он давнюю боль ворошит.

      Нелегкая выпала доля: на галиной улице жить.

      Газеты твердят о бессмертье. И если бы впасть в забытьё…

      Зачем же на каждом конверте – не адрес, а имя её?

      Зачем все дома, как и прежде, окутаны легкой пыльцой?

      За каждой табличкою брезжит её молодое лицо.

      Мост

      Мотоциклист – надменный, молодой,

      С лицом багровым от тугого ветра,

      По лужам шпарит… Меньше километра –

      И ветхий мост над чёрною водой.

      Неотвратимо к этому мосту

      Навстречу мчится, грязью обдавая,

      Машина грузовая, роковая…

      Шофёр жует горбушку на ходу.

      Птицы

      Воскресенье. Праздник. Пыль. Толпа зевак.

      Петька-безобразник зарулил в овраг.

      В стороны – колёса. В кузове – дыра.

      Бедная супруга волосы рвала.

      А толпа гудела: что да почему?

      Пять детей осталось у него в дому.

      Прибежал с бутылкой закадычный друг.

      А когда увидел, даже сплюнул вдруг.

      И пустую бросил – вниз – в овраг – на дно.

      На усах блестело красное вино.

      Бригадмильцы стали разгонять толпу.

      Бедную супругу увели в избу.

      Кто перекрестился, кто махнул рукой…

      А стрижи летали низко над землей.

      До ночи в округе слышно было их.

      Словно знали птицы: он навек затих.

      Но не знали птицы, и никто не знал.

      Почему с обрыва рухнул самосвал.

      А товарищ верный плакал и икал.

      Плакал и смеялся:

      – Тоже мне, Икар!

* * *

      Напрасно Иуда печальный

      Свой взгляд погружает прощальный

      В осинник, продутый насквозь,

      В осинник, почти нереальный,

      Туманный и мокрый от слёз.

      Пустынно вокруг, одиноко.

      Безлистых осин решето.

      А звёзды высоко-высоко.

      А люди далёко-далёко.

      И Богу не внемлет никто.

      Людьми, а не Богом проклятый,

      Тяжелою думой объятый,

      Он тихо вздыхает во мгле.

      теперь-то он знает: всё свято,

      Всё, кроме предательства, свято,

      Был прав тот Безумец распятый:

      Всё свято на грешной земле.

* * *

      Не думай обо мне.

      Не думай никогда.

      Не мучайся во сне

      От горя и стыда.

      Забудь меня всерьез.

      Навек меня забудь.

      От радости до слез

      Недолог был твой путь.

      Всё кончено. И вновь

      Уже не свяжешь нить.

      И нужно за любовь

      Отчаяньем платить.

      Платить вдвойне, втройне.

      Безумствуя. Кляня.

      Так прокляни меня.

      Возненавидь меня.

      Не думай обо мне.

      Молитва

      Господи, есть женщина земная –

      Глупая, неверная