Адмирал Ушаков. Леонтий Раковский

предвещавшим знойный день, подъезжал Ушаков к Херсону.

      Сначала, справа от дороги, показались какие-то мазанковые пыльно-желтые казармы. Потом версты три снова тянулась голая, выжженная солнцем степь. И наконец, начались невзрачные городские улицы.

      Назвать Херсон городом еще нельзя было. На большом пространстве рассыпались беленькие одноэтажные домишки, крытые тростником. Даже церковь не возвышалась над ними. Только вдали, на самом берегу Днепра, виднелись дома побольше, адмиралтейские и портовые сооружения и постройки.

      Въехали в Херсон.

      Окна домов были заранее – от дневного зноя – закрыты ставнями. Чахлые кустики, посаженные вдоль улицы, стояли в пыли. Противно пахло кизяком: хозяйки топили печи, готовя завтрак.

      В Петербурге Ушаков узнал в Адмиралтейств-коллегии, что зимой в Херсон были отправлены его товарищи Пустошкин и Голенкин.

      Павел Пустошкин к весне получил капитана 2-го ранга и был уже флаг-капитаном[25] у командующего новым Черноморским корабельным флотом, чесменского героя, вице-адмирала Клокачева.

      Федор Федорович тогда же с удовлетворением отметил это: «Молодец, Паша!»

      И теперь, едучи в Херсон, подумал: «Вот к нему я и заеду!»

      Увидев идущего навстречу подводе мичмана, Ушаков окликнул его:

      – Скажи-ка, братец, где стоит флаг-капитан Пустошкин?

      – Капитан второго ранга Пустошкин уже две недели в Таганроге. Командует кораблем «Модон», ваше высокоблагородие.

      Это было некстати.

      – А не знаешь ли, случайно, капитана второго ранга Голенкина?

      – Гаврилу Кузьмича? Как не знать! Мой начальник. Они при порте. Показать, где он живет?

      – Да, будь добр, покажи!

      – Поезжайте по этой улице. Взъедете на пригорок. Улица станет спускаться вниз, к реке. В конце ее, слева, дом. Как все, мазанковый, но возле дома во дворе натянут парус.

      – Спасибо, братец, – кивнул Ушаков и поехал дальше.

      Стали спускаться к реке. Издалека увидали парус и самого капитана 2-го ранга Голенкина.

      Гаврюша был все такой же: курчавый, опрятно одетый. Он сидел в тени паруса без мундира, в шелковой сорочке и курил трубку.

      Голенкин тоже приметил Ушакова.

      – Ба, Феденька! Здорово! – весело закричал он, бросаясь навстречу товарищу.

      – Погоди, Гаврюша, дай мне умыться, я весь в пыли! – говорил, вылезая из повозки, Ушаков.

      – Ничего! – обнял друга Голенкин. – Иван, умываться! – крикнул он денщику. – И ты угодил в это пекло?

      – Да, брат. А городок, видать, еще дрянной. До великолепного Херсонеса ему далеко!

      Голенкин только махнул рукой.

      Ушаков умылся, переоделся и сел под парус пить с Гаврюшей чай.

      – У тебя тут уютно, как за бизань-мачтой[26], – пошутил Федор Федорович.

      – Одна спасень от духоты. Ну, хвались, Федя, куда назначен?

      – В адмиралтейство, командиром строящегося корабля номер четыре.

      – Это шестидесятишестипушечный

25

Флаг-капитан – командир флагманского корабля.

26

Бизань – задняя кормовая мачта.