Ставок больше нет. Жан-Поль Сартр

не в силах больше сдерживаться, припадает к безжизненной руке сестры и разражается рыданиями.

      В эту минуту Ева дотрагивается до волос сестры, но та не обращает на это никакого внимания. Ева встает и смотрит на Люсетту…

      Ее лицо выражает сострадание, не лишенное удивления, вызванного столь искренним проявлением горя… Она слегка пожимает плечами и удаляется в гостиную.

      Пока Люсетта рыдает над телом сестры, Ева, по-прежнему в домашнем платье, из гостиной направляется в прихожую. Там она сталкивается с Розой, своей горничной, которая, по всей вероятности встревоженная шумом, пришла посмотреть, что происходит. Ева останавливается и наблюдает за ней.

      – Роза, – зовет она.

      Но та, потрясенная увиденным, убегает в подсобное помещение.

      – Эй, Роза, куда это вы? – пытается она остановить ее, дивясь, что горничная, выйдя из гостиной, не отвечает, и вообще, как будто не видит и не слышит ее.

      И вдруг кто-то, сначала тихо, а потом все настойчивее начинает повторять одно и то же слово:

      – Лагенезия… Лагенезия… Лагенезия…

      Ева возвращается в гостиную, пересекает ее и попадает в длинный коридор. Там она останавливается перед широким зеркалом, но видит в нем почему-то лишь противоположную стену и понимает, что не отражается в стекле. Пораженная, она делает шаг вперед. Ее нет…

      Появляется Роза и быстро направляется к зеркалу. Она уже без белого передника, а в руках у нее сумка и шляпа.

      Не видя Еву, она встает между хозяйкой и зеркалом и надевает шляпу.

      Ева изумленно отходит в сторону, глядя поочередно то на Розу, то на ее отражение…

      Горничная поправляет шляпу, хватает сумочку, которую положила на столик, и поспешно выходит. Ева остается одна, невидимая в зеркале…

      Снова слышится медленный голос:

      – Лагенезия… Лагенезия… Лагенезия…

      Ева равнодушно пожимает плечами и выходит из квартиры.

Улица

      Пьер идет по тротуару оживленной улицы.

      Его сопровождает голос, становящийся все громче, которому вторят другие голоса, чеканно скандирующие:

      – Лагенезия… Лагенезия… Лагенезия…

      Пьер идет вперед… Однако между замедленностью его движений и поспешной деловитостью прохожих существует разительный контраст. Такое впечатление, что Пьер движется бесшумно, словно во сне.

      Никто его не замечает. Никто его попросту не видит.

      Вот встречаются двое знакомых, один протягивает руку другому. Пьер, думая, что этот жест адресован ему, также протягивает руку, но прохожие, не обращая на него внимания, отходят в сторонку, чтобы поболтать. Пьеру не остается ничего иного, как обойти их и двинуться дальше.

      По лицу можно понять, что его это мало трогает и кажется смешным, хотя он и находит такие манеры не слишком вежливыми.

      Еще через несколько шагов консьержка с порога дома выплескивает ему под ноги ведро воды. Пьер останавливается и разглядывает свои брюки: они сухие. Все больше изумляясь, он продолжает путь.

      А голос не умолкает:

      – Лагенезия… Лагенезия…