Волк Севера. Ход королей. Наталья Бокшай

И пусть эта же сила пребудет с его воинами! – и он передал чашу с кровью Фаррелу.

      Айлех видел, с какой, едва скрываемой презрительной неохотой, тот подносит чашу к губам. И не дрогнул кадык Фаррела.

      И чаша пошла передаваться из рук в руки, от губ к губам. Никто и слова не произнёс. Но Айлех увидел мученическое выражение лиц Бардена и Бойда, которым обряд посвящения не нравился так же, как и самому Айлеху.

      Когда очередь дошла до Брендана, воин презренно взял чашу и сделал глоток, сразу же отдав чашу Ароду. И пока тот пил, брезгливо выплюнул себе под ноги, оставшись никем не замеченным. Айлех сделал тоже самое, что и Фаррел, а после поспешно отёр рукавом смоченные отвратительным питьём губы.

      – Да прибудет с вами всеми могучая сила, посланная богами через эту невинную жертву! – и главный дрис выплеснул остатки крови в костер.

      Вновь в огонь бросили дубовую ветвь.

      Вновь сверкнул кинжал в руках главного жреца, и во второй раз пролилась кровь. Кровь красного быка предназначалась жителям города. Дрис возносил молитвы о защите города от врагов, от голода и болезней. Горожане взывали к небу и падали на колени. Чаша вновь передавалась из рук в руки. Плач и мольба смешались воедино и достигли своего апогея.

      – Боги требуют человеческую жертву! – громкий возглас главного жреца перекрыл все голоса.

      Он вскидывал руки, выкрикивал какие-то слова, белой тенью, которая становилась длиннее от заходящего солнце, метался по поляне.

      – Кто хочет сам принять волю богов и даровать всем благословение? – взывал он ко всем собравшимся. – Кто хочет принести себя в жертву?

      Но, похоже, желающих добровольно умереть не было.

      Раздался перестук копыт. Громкие крики, и толпа расступилась. На поляну выскочил всадник, сопровождаемый десятком вооруженных воинов. На длинных смоляных волосах сиял красным золотом тонкий обруч с вправленным в его сердцевину карминовым рубином.

      – Никто не желает, – громко и насмешливо воскликнул он, останавливая лошадь прямо перед жрецом. – Какой дурак захочет умереть от твоего кинжала, Катба́д?

      Дрис, к которому обратился всадник, встал с колен и снял капюшон. Это был высокий муж, с роскошной, гладко расчесанной, умасленной рыжей бородой, под которой ярко-синей эмалью блестела фибула.

      – В моей лишь власти исполнять волю богов, – жёстко произнес Катбад, презрительно сузив глаза. – А если ты презираешь священный обряд и не чтишь пантеон лесных владык, то гореть тебе, Дуфф, в самом жарком пламене печей загробного мира.

      Дуфф громко рассмеялся. Его смех заполнил всю поляну. Среди горожан пронёсся возмущенный шепот. Но трудно было понять, что именно их возмутило.

      – Ты служишь не тем богам, Катбад, – хохотал Дуфф и лошадь под ним громко заржала. – Им нет дела до тебя и твоих жертвоприношений. Боги забыли о нас. Не трать силы зря, дрис. Они тебе ещё пригодятся, когда будешь гнить в кроличьих норах, забытый всеми, кому служишь.

      Катбад заскрежетал зубами, на лице заиграли желваки.