Турбулентность. Дэвид Солой

что в этот момент самолет не может не взлететь, что ничто не в силах удержать его.

      Под носом у него заскользил океан. Голубой изгиб планеты. Два часа спустя они по-прежнему обгоняли ночь. Однако ночь двигалась быстрее, и нагнала их где-то над Атлантикой. Небо пламенело над западным горизонтом. Океан замерцал, когда в него погрузилось солнце.

      – Теперь держите связь с Атлантико, – произнес голос авиадиспетчера, все еще дакарского.

      – Спасибо, – сказал Вернер. – Спокойной ночи.

      Капитан, сидевший рядом с ним, указал на океан, почти растворившийся в темноте, и что-то сказал. Там, где они летели, в одиннадцати километрах над водой, еще сохранялся слабый свет. Вернер думал, что в Дакаре уже была ночь. И во Франкфурте уже была ночь.

      – Вон там он упал, – говорил капитан.

      – Кто? – спросил Вернер, блуждая в своих мыслях.

      – «Эйр-Франс‑447».

      Вернер всмотрелся в серебристую мглу.

      – Почти на самом экваторе, – сказал капитан. – Так что там случилось? Почему ты опоздал?

      – Случилась, можно сказать, авария, – сказал Вернер. – Дорожная авария.

      – Да?

      – Такси, в котором я ехал, сбило скутер, – объяснил Вернер. – Подросток на скутере, кажется, умер.

      – Вот черт, – сказал капитан.

      – В любом случае, таксиста увела полиция. И мне пришлось ловить другое, что было непросто в такое время.

      – Еще бы, – сказал капитан. – Грустно вышло. С этим подростком.

      – Ну да, – сказал Вернер и через минуту добавил: – Знаешь, у меня была сестра – она умерла, когда мне было пять лет.

      – Да?

      Капитан, очевидно, плохо представлял, что ему делать с этой информацией. Они с Вернером мало знали друг друга, и Вернер никогда ему не рассказывал ничего существенного о своей личной жизни.

      – Она была старше тебя? – спросил капитан, пытаясь проявить что-то вроде искреннего интереса.

      – Нет, младше. Ей было три.

      – Наверно, тяжело было твоим родителям, – сказал капитан.

      Вернер сказал, что тяжело.

      На какое-то время у них в квартире исчезли фотографии Лизль. Позднее некоторые появились снова, и ему было странно видеть их, потому что к тому времени он уже забыл, как она выглядела. И естественно, что на фотографиях она выглядела так же, как и раньше, тогда как он был уже старше на несколько лет. Тогда он впервые задумался, какой она могла быть теперь, если бы была жива. Он все еще иногда думал об этом – не только о том, как она могла бы выглядеть, но и о том, как могла сложиться ее жизнь. Ей бы теперь было тридцать три. Когда он подумал об этом, у него возникло жутковатое чувство ее отсутствия в этом мире.

      Как только они приземлились в Сан-Паулу, ему стало ужасно не по себе при мысли об очередной ночи в отеле в одиночестве. Он ненавидел это тихое уединение отельных номеров. Сегодня он был в номере на двадцать третьем этаже, и окна там не открывались. Он взял стакан из ванной и бутылку «Wild Turkey», купленную на бегу в аэропорту Дакара. Налил немного в стакан. А затем, хотя во Франкфурте