После реальности. Полина Горбова

А они другие, – добавляет Ян.

      – Много ты понимаешь! – бросает ему Матильда. Ян несколько обиженно улыбается, терпит, потом встает.

      – Мира, я твою уборную посещу?

      – В твоем распоряжении.

      Он уходит. Мы с Матильдой остаемся вдвоем.

      – Ты слышала об эпидемии на Ярком? О побегах на континент? – меняю тему.

      – Слышала.

      – Меня насторожил этот репортаж. Какая-то жестокость, насилие. Там же ребенок был.

      Матильда сводит брови:

      – Что? Там не было никакого ребенка, – глухо произносит она.

      – Но…, – опять это со мной происходит, – что будет с этими людьми?

      – Откуда я знаю, я с бактериями работаю, а не людей лечу. Мне до них вообще дела нет.

      Я посматриваю в окно, где клубится пурпурный томный вечер. Небо затянуло молочной дымкой, и над неоновыми вывесками города проступает белесый лунный серп, люди спешат домой. Матильда рядом напряженно вздыхает.

      – Ты слишком впечатлительная, Мира! Ничего с этими людьми не будет, – мягко успокаивает меня Мати, – а в СМИ давно пора ввести жесткую цензуру.

      Ян возвращается и начинает обстреливать нас бородатыми анекдотами. Я не слушаю, механически посмеиваюсь и думаю о том, насколько Матильде тяжело жить в обществе обывателей.

      Матильда – само совершенство, герой своего времени. Ее ненавидят коллеги, и она ненавидит их в ответ. Коллеги учтиво молчат и улыбаются, у нас новый дивный мир солидарных и толерантных людей, а Матильда бесцеремонно и презрительно посылает их на… Матильда стала циником, как только научилась говорить. Когда родители на сложные и неудобные вопросы отвечали ей, что она ещё ребенок, она с кислым выражением лица уверяла их, что просто ждёт, когда вырастет тело. Матильда в свои двадцать два года уже имела обширные связи в научном мире, и не все ее знакомые занимались, скажем, совсем уж этичными вещами. Матильда знала, где на Маршале темные подвальчики. И я уверена, она знала про странную эпидемию больше, чем могла говорить.

      Домофон возвещает о том, что пришел Диего. Диего заходит, обнимается, дарит энциклопедию изобретений человечества, сумбурно и неразборчиво поздравляет. Знакомлю его с Мати и Яном. Все несколько тушуются, но практически молниеносно сходятся.

      Усаживаемся за стол, гремит посуда, Ян разливает вино, зреет уютная атмосфера, Диего встает и произносит тост:

      – Мира, ты властительница мира! Ахахх. Каламбур, да.

      Передернуло.

      Диего продолжает:

      – Сегодня мы все желаем тебе не болеть, идти вперед, мечтать, конечно, и цвести словно сады Семирамиды при Навуходоносоре II. Вот. Ура!

      – Спасибо, Диего! – у меня явно паранойя.

      – Боже, как это мило! – Мати не может себя сдержать.

      Диего садится, все чокаются, выпивают. Матильда начинает допрос с пристрастием:

      – А чем вы занимаетесь, Диего?

      – Я историк-летописец. Моя основная работа –