Апокалипсис, белый танец. Владимир Селянинов

донесся с площадки голос соседки. (Из каких-то северных народов. Последний год она с матерью дружила. Любили обе вспоминать. Со слезой). – Тебя дурят, – послышалось с площадки прежде, чем захлопнулась дверь. На это специалист по оказанию срочной помощи остронуждающимся, находясь в одном из мягких кресел, изобразил из своего маленького кулачка пистолетик и, направив его в сторону представителя малочисленного народа, сказал: «Пиф – паф».

      Довольный шуткой, он рассмеялся и, сделав серьёзное лицо, предупредил охранника, чтоб, значит, тот не пускал местных дебилов. «Тебе за что деньги платят?!» – и это уже с угрозой. Незамедлительно послышался глухой удар, а потом и звук падающего тела на железячку «радиатор М–140», расположенного на площадке ниже. Там послышались возня, стоны, хлюпанье носом. А пусть знают представители малочисленного народа, что бывает с теми, кто мешает инвестировать транснациональные компании. Пусть помнят, есть у власти сила, достаточно у неё радиаторов марки «Москва-140». На всех этих малочисленных эвенков хватит. Да и другим не покажется мало!

      На этом борьба с хулиганами, имеющими низкую социальную ответственность перед обществом, закончилась. Правда, уже под занавес, ещё кое-кто захотел свое благородство выказать.

      – Это, матушки мои, что же вы делаете?! – послышался дребезжащий голос соседа-скрипача. Видите ли, из областной филармонии он. Как не заявить о себе?

      – Тебя дурят, – ещё одна, этажом ниже живёт. Слышно плохо через закрытую дверь. Да и говорить она стала тихо последний год. Внук у неё повесился в армии. Но, скажем честно, как оно было: привезли его в хорошем гробу, похоронили по-человечески. Одет, обут – всё по-людски.

      – Милицию надо вызвать, – встревает скрипач, бородка седенькая, клинышком. Взгляд задумчивый. Зря, конечно, он встрял – люди работают, у них процесс пошёл, а он?..

      – А зачем вызывать? – открыл дверь охранник. Спокойно спрашивает. Из своего пошитого заграничного костюма несколько разноцветных удостоверений достает. Пальцами перебирает, как из колоды, нужное ему достаёт.

      – Пусти-ка на минутку, – вставая с кресла, охраннику говорит Коваль-Авелев, свой халат белый без единого пятнышка, поправляет. – Того, у кого голос старческий, хочу посмотреть: как он до такого возраста дожил, а умом – ребёнок. Строитель коммунизма хренов.

      – Милицию надо вызвать, – входит в комнату знаток всяких Сибелиусов и Сен-Сансов, к обстановке присматривается. На белом халате взгляд останавливает.

      – О, да мы уже и не понаслышке знакомы со старческим маразмом-то, – совсем к лицу наклоняется поклявшийся Гиппократу. – Бес-со-вестный, – тянет слово он.

      – Но, как же, – что-то пытается возразить ему старик. Да, видно, сробел интеллигент, глаза свои бесстыжие не знает куда деть. У порога комнаты стоит, с ноги на ногу переминается, как ему быть, не знает.

      – Идите! Идите и по капле выдавливайте из себя раба, – выказал Коваль-Авелев признаки интеллигента. –