Не только детектив. Сергей Литвинов

уравнения первого приближения при отбрасывании членов разложения», – продираюсь я сквозь сложный текст. Первые две страницы идут хорошо, я все понимаю. Голова чистая, ясная. Но так продолжается недолго. Скоро снимается трубка. В телефон начинает мерно гундеть секретарша Леночка.

      – Институт «Гидроведро»? Примите телефонограмму. В ответ на ваш двенадцать – сорок два сообщаем, что список насосных станций дан с включением в него Котласа, то есть без его учета. Подпись – Сегментов. Передала Пфефферер.

      Постигать научную мысль становится труднее.

      Но это еще цветочки. Скоро в разговор – по своему телефону – вступает Миша Пудель.

      Все его телефонные беседы удивительно однообразны. Кокетничает ли он со знакомой девушкой или добывает крестовину для «Москвича», Миша односложно роняет в трубку сухим наждачным голосом:

      – Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.

      Потом он меняет пластинку на противоположную сторону:

      – Да. Да. Да. Да. Да.

      Иногда его налаженная машина ломается, и он раскошеливается на целую фразу. На какой-нибудь глубокий осмысленный афоризм, вроде:

      – Я никогда ничего не думаю, я всегда все только знаю.

      А потом снова:

      – Нет. Нет. Нет.

      Эти «нет» доводят меня до тика. Осоловело смотрю я в отчет. «Развертываем определитель», – читаю я и уже ничего не понимаю. Бессмысленно думаю: «Как это определитель можно развернуть? Это что, кулек с конфетами?»

      Скоро свой телефон занимает Танечка. Она у нас молодая мама. Плачущим голосом Танечка жалуется в телефон:

      – Мамочка, у Машеньки губка покраснела… И носик красный… И животик… И ручки…

      Я уже не способен понимать. Я тупо улыбаюсь и бормочу: «Определитель – знаменатель – числитель…»

      Но самое страшное – это Надежда Колоссовна. Она старая дева и меломанка. Ее интересует только опера. В любую погоду она ходит в плаще болонья, старушечьих чулках и калошах. С необыкновенной живостью Надежда Колоссовна кричит в телефон:

      – Фрида, как тебе вчера Коля? – всех солистов она называет только по имени. – По-моему, лучше Володи. Но все-таки хуже Сережи… О, Сережа!.. – При воспоминании о Сереже она всегда болезненно-сладко стонет. – Кстати, Фрида, скажи Римме, чтобы она передала Рите, что в октябре Лена будет петь с Борей. Дирижировать будет Брамснер!

      Я сжимаю кулаки. Мне хочется убить Надежду Колоссовну вместе с ее Фридой и дирижером Брамснером.

      Я не выдерживаю, выхожу с отчетом в коридор. Но и туда доносятся крики:

      – У него была очень приличная «Тоска»!

      – В ответ на ваш шестнадцать пятьдесят три сообщаем, что наш семнадцать сорок три…

      – Нет, нет, нет и нет! И никогда не скажу «да»!

      – Мама, у нее и спинка красненькая!.. У нее все красненькое!..

      – Так облегчить финал первого акта! Как можно так облегчать финал первого акта?!

      – Говорит координация! Это из пертурбации звонят!

      После работы у меня созревает план.

      Ночью я просыпаюсь от