Ведьмин зов. Марина и Сергей Дяченко

довести до ведома.

      Полтора часа были съедены сводками и донесениями; эпидемию в Рянке удалось приостановить, зато в Бернсте, на другом конце страны, начался массовый падеж скота. Перед дворцом Инквизиции мок под дождем озлевший пикет. Клавдий мимоходом взял в руки еще теплую фотографию, с которой глядели хмурые лица и достаточно оскорбительные плакаты; он почему-то был уверен, что в эту же самую минуту точно такая же фотография ложится на стол к герцогу.

      Будто отвечая на его мысли, замигал красный огонек на панели правительственного телефона.

      – А до вас нелегко дозвониться, господин Великий Инквизитор.

      – Работа во имя безопасности государства требует некоторой подвижности, ваше сиятельство, – отозвался Клавдий сухо.

      Герцог хмыкнул:

      – Тогда остается надеяться, что в ближайшие часы вы будете куда подвижнее, нежели последние полгода… Если, конечно, здесь есть какая-то зависимость. Между вашей подвижностью и числом погибших в Рянке. Между вашей подвижностью и уроном, нанесенным хозяйству Бернста; вы слышали, там отчего-то дохнут коровы? Отчего бы это, вы не знаете?

      – Для чистоты эксперимента, – медленно проговорил Клавдий, – для чистоты эксперимента следовало бы отправить меня отдых… на курорт в Одницу, к примеру. И поглядеть – может быть, так будет лучше? Может быть, коровы оживут?..

      – Самое время слегка пошутить. – Голос герцога из холодно-насмешливого сделался просто холодным.

      – Самое время меня вздрючить, – отозвался Клавдий в тон. – В одном анекдоте ушлый пастушок лупил быка-производителя прямо во время, так сказать, процесса… Чтобы улучшить качество потомства. Да?

      Герцог сделал паузу. Любой чиновник за это время трижды успел бы наложить в штаны. Значительная пауза, красивая.

      – Без обид, Клав, – сказал герцог тоном ниже. – Но мне неприятно то, что происходит.

      – Мы сделаем все, чтобы оно происходило как можно меньше, – сообщил Старж примирительно.

      На том и порешили.

      Несколько минут Клавдий осторожно держал в руках опустевшую трубку; потом щелкнул по рычагу и вызвал заместителя:

      – Завтра утром, Глюр, я намерен оказаться в Однице.

* * *

      Он заехал домой на полчаса. Снова изучил содержимое холодильника, пополненного вездесущей домработницей; выпил холодной воды, поменял рубашку, с отвращением покосился на вонючую пепельницу и повалился на диван – пятнадцать минут ни-о-чем-не-думания. Это святое.

      Из расслабленного полусна его вывел телефонный звонок; рука сама на ощупь поймала трубку:

      – Я слушаю.

      Тихонько потрескивал незримый коридор, возникший между ним и кем-то, молчащим на том конце провода.

      – Я слушаю, да… – повторил он механически.

      В трубке дышали. Тихо и сбивчиво; еще не успев ни о чем подумать, Клавдий сел на диване:

      – Кто говорит?

      Никто не говорит. Тишина; не ошибка неверных проводов – просто молчание. Трубка, намертво затиснутая в чьей-то руке. Отдаленный шум