Семейная хроника. Татьяна Аксакова-Сиверс

которой прятался проход в Большой Знаменский переулок.

      Мои апартаменты находились в двух этажах: небольшая спальня с квадратными окнами находилась наверху и к ней вела винтовая лестница; классная занимала самую уютную, угловую комнату бельэтажа, окна которой выходили на террасу, заколоченную досками и покрытую снегом зимой, но оживавшую весной, во время цветения сирени и подготовки к экзаменам. Каменные ступеньки вели в небольшой, но тенистый сад, отделенный от Пречистенского бульвара глухой стеной, но с балкона было видно все, что делается на улице до самой Арбатской площади. Готовясь к экзаменам, я там часто сидела и, как владетельная дама, с высоты стены посылала приветствия и пожелания экзаменационных успехов стоявшим внизу поливановцам. Один из них, Владимир Долгоруков, даже говорил своему товарищу Вовке Матвееву: «Люди ходят перед экзаменами к Иверской, а ты – к Сиверской».

      В предыдущей главе я упоминала, что у Николая Борисовича, кроме главной страсти к театру, была вторая страсть – к охоте; основной же чертой его характера было желать того, чего в данный момент у него не было. Так, летом он тосковал о театре, а зимой – о лесах, болотах, диких утках и тетеревах. Удельной службы он не любил, но к своим обязанностям относился чрезвычайно добросовестно и во время ревизии неутомимо обследовал удельные лесные угодья на таратайке и пешком, имея при себе ружье на случай, если из кустов вылетит рябчик или вальдшнеп.

      Охотничьи интересы связывали его с тремя управляющими удельными имениями – Николаем Александровичем Прохоровым, Кондратием Соколовским и графом Николаем Алексеевичем Толстым.

      Старший из них своей длинной, тощей фигурой напоминал Дон Кихота, был молчалив и ничем не замечателен. Зато Соколовский обладал талантом художника-карикатуриста, и в один из годов «реакции» создал интересное графическое произведение «Похороны Земского дела Московской губернии».

      История этой карикатуры такова: по своей должности дядя Коля должен был принимать участие в земских собраниях (как представитель самого крупного землевладельца Московской губернии – Удельного ведомства). Вместо себя он иногда посылал на заседания Соколовского, который, не теряя даром времени, делал зарисовки и собрал целую галерею силуэтов земских деятелей. Эти отдельные наброски он потом объединил в интересную композицию, экземпляр которой я бережно хранила до 1937 года. Теперь, не имея рисунка перед глазами, я вряд ли смогу по памяти назвать всех изображенных на нем лиц. Вот что я помню: траурные дроги везут гроб с надписью «Земское дело Московской губернии», а персонажи вокруг колесницы делятся на «угробляющих» и «оплакивающих» («правые» и «левые»). Первые предшествуют гробу. Это: факельщик Бартенев, конный жандарм князь Черкасский и хор певчих, впереди которого во фраке с развевающимися фалдами на цыпочках порхает регент Петр Александрович Базилевский. С камертоном в руках он внимательно вслушивается, кто, где и как поет. Певчие изображены в кафтанах Синодального хора. Среди них высокий силуэт молодого Петра Владимировича