Семейная хроника. Татьяна Аксакова-Сиверс

поступил в Петербургский университет и мы с ним никогда больше не виделись.

      Теперь, чтобы не нарушать хронологической последовательности моего повествования, я должна сказать несколько слов о нашем переезде в большой Удельный дом и о том, что этому переезду предшествовало и сопутствовало. Весной 1907 года выяснилось, что Григорий Николаевич Вельяминов уходит в отставку и вся их семья переезжает в Петербург. Естественным кандидатом на его должность начальника Московского удельного округа был его помощник Николай Борисович Шереметев.

      Обсуждение вопроса принять или не принять возможное назначение вызвало первый серьезный раскол между ним и мамой. Отказаться от должности, дававшей большие преимущества, было безрассудно, хотя бы потому, что дяде Коле оставалось семь лет до пенсии, размер которой зависел от последнего оклада. Дядя Коля в душе сознавал правильность этих доводов, но каждый раз, когда слышал их из маминых уст, вставал на дыбы, упрекал ее в честолюбии, говорил, что не хочет ответственности, официального положения, большой квартиры, что мечтает жить в маленьком домике с «геранью на окнах» и если кто-нибудь – не дай бог! – представит его к придворному званию, он от него откажется и не станет тратить деньги на шитый золотом мундир.

      Мама ничуть не настаивала на придворном звании (которого, кстати, никто и не предлагал), но горячо советовала принять должность начальника округа. Этого делать не следовало. Мама была плохим дипломатом и передала мне по наследству неумение учитывать обстановку и ждать, когда желаемое, как спелое яблоко, само упадет в руки. Мы обе всегда кидались в бой, начинали доказывать то, что само собой разумелось, и тратили на это много лишних сил.

      Когда, наконец, Николаю Борисовичу предложили новый пост, он согласился промучиться семь лет, но «ни одного часа более», и весь этот срок терзал маму, доказывая, что мучается из-за нее. Никаких «мучений», по существу, удельная служба ему не причиняла, с подчиненными у него были прекрасные отношения, дело было ему хорошо знакомо, а большая квартира давала возможность устраивать любимые им спектакли и приглашать друзей-актеров, которые широким потоком хлынули в анфилады Удельного дома. Тут были и знаменитости – Ермолова, Садовская, Южин, – и рядовые «труженики сцены»: режиссеры, бутафоры, суфлеры. Всякий, кто имел лишь малейшее отношение к Малому театру (Художественный театр он не любил), был у Николая Борисовича почетным гостем.

      Будучи человеком скромным и не имея преувеличенно-высокого мнения о своих актерских способностях, он все же считал своим истинным призванием сцену. Некоторые актеры льстили любезному хозяину, говорили, что считают его «своим», и этим еще более забивали ему голову. Примером такой беззастенчивой лести была стихотворная надпись, сделанная Осипом Андреевичем Правдиным при вручении им своего портрета. Привожу стихи, посвященные Николаю Борисовичу, дословно:

      Позволь сказать по дружбе, беспристрастно,

      Театр –