Сброд. Константин Квашин

подошёл к медоварне. В предрассветной серости, когда уже не тьма, но ещё не свет, отлично различались распахнутые настежь ворота и отсутствие возле них даже спящих часовых – верный признак глубокого массового запоя среди разбойников. На лицах ополченцев, несколько уставших после длительного перехода, и жадно хватавших ртами влажный, тяжёлый воздух наступающего утра, проступило злорадное предвкушение скорой лёгкой расправы над теми, из-за кого им пришлось шагать больше суток почти без отдыха.

      Когда ополченцы, почти бесшумным потоком просачивались сквозь распахнутые ворота, Волибор нарочно притормаживал, чтобы оказаться в самом конце бесформенной толпы. Последним пяти ополченцам, он преградил дорогу со словами:

      – Подождите, нужно закрыть ворота, чтоб никто из них не смог уйти!

      Недалёкие голодранцы, с радостью кинулись притворять предложение в жизнь, с ходу увидев в этом хорошую идею. Сомкнув массивные створки, и даже впятером, с трудом заблокировав их тяжеленным бревном-запором, валявшимся рядом, ополченцы, воодушевлённые жаждой крови, бросились догонять товарищей, уже вбегающих в жилые бараки, из которых послышался шум некой возни. Вдруг, подобно мощному громовому раскату, из одного барака раздался дикий боевой клич, вырвавшийся из сотни глоток. Словно в ответ ему, из остальных бараков послышались подобные кличи. Шум, доносящийся теперь из помещений, вовсе не был похож на звуки тихой расправы. Это были звуки полноценного боя. Брань, звон оружия, стоны и хрипы – таков был приветственный гимн новому дню, робко вступающему в свои права!

      Волибор обратил внимание на дозорную вышку, находящуюся рядом с воротами. Он подошёл, и встал рядом с лесенкой, ведущей на её вершину, достав меч из ножен. Теперь, когда ворота были заперты, и тяжёлый запор находился на своём месте, эта лесенка, являлась единственным способом покинуть территорию медоварни: самому через трёхметровый частокол не перебраться, а подсаживать друг друга, хаотично спасающиеся в ужасе вряд ли станут. Конечно, перепрыгивая с вышки через такой высокий забор, при приземлении можно было серьёзно повредить ноги, но ведь лучше остаться на всю жизнь хромым, чем лишиться головы…

      Шум упорного боя радовал слух недолго. Через минут десять, показавшихся одним мгновением, из бараков стали пытаться выбегать ополченцы, ошеломлённые неожиданным ответным ударом, но их товарищи, толпящиеся у входа, не успев попасть внутрь, и потому толком непонимающие что происходит, не давали им покинуть смертельную ловушку. Ополченцы, ожидавшие лёгкой расправы над противником, не имели ни дисциплины, ни боевого опыта, ни даже примитивного «стадного инстинкта». Осознав, насколько круто действительная диспозиция отличается от предполагаемой ранее, каждый из них послал «Общее Дело» ко всем чертям, и озадачился исключительно попытками в паническом бегстве спасти собственную жизнь.

      Разбои же напротив, лишь слегка ощутив, как дрогнули ряды столь грозного противника (для них, это всё ещё были закалённые