Потерянная принцесса. Алина Немирова

жениха, поставил ногу на кровать и с облегчением принялся ждать выкупа. Облегчение его было связано с тем, что в брачную подклеть точно не затащат кусок свиной туши, овцу и прочее – значит, можно будет спокойно взять пфеннинг и, пожелав крестьянам доброй ночи, отправляться домой.

* * *

      Он не понял, что произошло. Даже тогда не понял, когда жениховы дру´жки вдруг затолпились вокруг невесты, а девчонки, наоборот, окружили его самого.

      Что-то неладное заподозрил, лишь поймав оценивающий взгляд матери новобрачной. Та подбоченясь стояла наверху, у самой двери, будто преграждая выход, – а из-за ее спины почему-то выглядывал угрюмый жених. Лютгер понятия не имел, как он там оказался. Вроде же должен был быть тут, возле свадебного ложа, с пфеннингом наперевес? Или не жених, а кто-то другой должен серебро вручать?

      Сам Валентин фон Терни [11] не разберется в обычаях этих мужланов…

      Мальчишки, обмениваясь солеными шутками, стянули с Вальбурги платье: она стояла в рубахе, плотно зажмурясь, лишь покряхтывала, когда ей неумелыми руками расплетали волосы и вынимали серьги из ушей. Подружки невесты зачем-то принялись расстегивать верхнюю одежду на самом Лютгере. Да, это в обычае – вот так менять все привычное, прежде чем жизнь тоже перевернется, будет пролита кровь, умрут дети и возродятся в тех же телах уже взрослыми. Но что, вручать выкуп как бы почти в постели – разве именно так и полагается? Старший брат не рассказывал о таком, но, значит…

      Полураздетых, их усадили на ложе, на квадрат чистого полотна, расстеленного поверх тюфяка. Парни разули невесту, сняли с ее ног чулки. Девчонки вокруг Лютгера тоже завозились, захихикали, опустившись на колени.

      Колышутся огоньки сальных плошек. Свежо и пряно пахнет душистое сено, которым набит свадебный тюфяк.

      Один из дру´жек что-то шепчет Вальбурге на ухо. Она, не открывая глаз, покорно поднимает руки, чуть привстает – и тут же с нее через голову сдергивают рубаху.

      Когда Лютгер осознал, что его тоже раздевают совсем, он чуть было не рванулся – и, конечно, расшвырял бы всех невестиных подружек. Но оказывать сопротивление малолетним девчонкам означало бы сделаться совсем смешным…

      Они, все так же пересмеиваясь, стремительно ускользнули вверх по лестнице. Дру´жки дали деру тем же путем еще раньше. И когда последняя из девчонок исчезает наверху – мать невесты, которую они в своем отступлении обтекали, как воды ручья обтекают громоздкий валун, захлопывает за ними и за собой дверь.

      И тут же снаружи грянула песня: разудалая, веселая, полная освященной обычаем похабщины. Родичи обоих молодых, собравшиеся во дворе, будут петь и пить, плясать и петь, может быть, петь и драться – час, два, три, сколько потребуется, пока из дома не прозвучит крик боли, доказывающий, что невеста стала женой…

      Чьей женой? Этот, как его, Ян Младший – он что, сидит там сейчас, среди всех этих добрых бауэров, наливается пивом и ждет, когда его нареченная принесет сыну его господина тот дар, который девушка может вручить

11

Тот самый святой Валентин, сейчас считающийся покровителем влюбленных, а прежде бывший «патроном» церковного брака. Церковная традиция говорит о Валентине Римском, но в средневековой Германии он отождествлялся с Валентином Тернийским – чье имя в форме «фон Терни» обрело почти немецкое звучание.