Потерянная принцесса. Алина Немирова

смяла его и примяла свою щеку. Спать.

      Под щекой – войлок кошмы. Мягкий. Темный. В отблесках умирающего костра, в мертвенном свете дремлющих лунных бликов может показаться, что он черен, но Лютгер знает: кошма эта красного цвета. Спать.

      А должна быть белая. Нет у него дочерей, и не будет, он – воин-монах. Но раньше, в прежней жизни, был у него сын…

      Спать…

* * *

      Людвиг, старший брат, говорил, что будет очень интересно. Но то ли он приукрасил, то ли ему гораздо больше повезло с семейством, перед которым довелось роль «молодого господина» исполнять.

      А может, дело было в Лютгере. Даже скорее всего в нем. За год он как-то притерпелся к мысли, что вот теперь он – старший сын и наследник, однако порой воспоминания о брате подступали, как омут, как петля или нож, – и все дела, где ему надлежало пройти по следу Людвига, вдруг становились тягостны до смертной тошноты.

      Или проще все. Ему уже сравнялось четырнадцать лет, и он вполне представлял себе, что такое позывы плоти, но это покамест занимало его куда меньше, чем мечевые состязания с благородными сверстниками, когда тем случалось оказываться в замке Варен или самому ему выпадал случай бывать в соседских замках, чем тяжесть охотничьего копья, бешеная скачка сквозь лес… даже, пожалуй, чем игра лютнистов, когда не по обязанности, а в охотку.

      К тому же плотских утех сейчас и не предполагалось.

      Лютгера больше всего беспокоило, как быть, если эти деревенские хитрованы не положенную монетку ему заплатят, а тот выкуп за невесту, который издавна был установлен для домохозяйств с их уровнем дохода: хребтовую часть свиной туши, бочонок пива и… и… Что-то еще там было, не менее пяти наименований, ему вправду боязно делалось. Кажется, одной из этих пяти вещей был живой гусь. Или даже два гуся.

      Право слово, следовало по-тихому приказать кому-нибудь из слуг, чтоб дожидался с возком неподалеку.

      Он утешался мыслью, что мужики не захотят, конечно же, поставить молодого господина в глупое положение, такое ведь весьма чревато. Так что выкуп будет серебром. Даже знал, каким именно: «вечный пфенинг», большущий, полновесный и восхитительно роскошный для крестьянского глаза. Пять таких монет, очень тщательно хранимых и лелеемых, уже несколько лет кочевали по окрестным деревушкам, время от времени переходя в собственность владельцев замка, но потом снова вовлекаясь в круговорот.

      Для этой монеты Лютгер специально прицепил к поясу новенький кошель. Но что делать, если жених все-таки расплатится свиной хребтиной, пивом, гусями и… вспомнил: отрез тонкого холста, большой круг овечьего сыра, а еще…

      Что-то ведь полагается еще…

      Если пиво будет то же, что к свадебному столу подали, то придется весь бочонок слугам отдать. Но могут и лучшее выставить. Домохозяйство все-таки зажиточное.

      Он делал все как надо: улыбался, поднимал за молодых кружку, одобрительно кивал. Немудреные крестьянские песни тоже подхватывал. Когда родня невесты начала бить во дворе глиняные миски и плошки, отгоняя от новобрачных зло, лихо расколошматил вдребезги пару посудин. Одобрительными возгласами подбадривал