ППП – Психоз после полуночи. MrSl

быстро и, наконец, увидела её. Там, вдалеке, под покровом ночи, за высоким камышом по воде отчаянно шлёпали чьи-то маленькие ручки, из последних сил пытаясь удержаться на воде.

      – Нет, – она замотала головой, словно ребёнок отказывающийся есть капусту, – Нет, я не буду делать этого снова. Ни за что.

      Она помнила почему не хотела помогать ей тогда, и не испытывала никакого желания делать это сейчас.

      – Маленький паршивый дьяволенок. – Прошептала она те же слова, что и пятнадцать лет назад. В тот день вокруг неё в истерике метались дети, не понимающие, как помочь свой однокласснице, запутавшейся в тине. Прошептала, потому что понимала, пусть они лишь дети, но они услышат в её голосе ненависть. Сообразят, какую сильную неприязнь она испытывала к этому ребёнку.

      – Сдохни там. Ну же, сдохни. Подыхай. – Всё шептала она тогда, а маленькая девочка с опухшими от слёз глазами всё дергала её за подол её серой юбки и рыдала, что есть мочи. Но малышка всё отказывалась умирать, глотая воду и выкрикивая нечто нечленораздельное. Прошла минута, за ней другая, а она всё кричала, надрывая голос. Нет, она не звала на помощь и не призывала маму. Она боролась и проигрывала тот бой. Галина Николаевна отказывалась шевелится, и только ветер развивал её длинные волосы. Мысли в голове путались, словно стая озлобленных пчёл.

      Да. Так было тогда. Но сейчас то по-другому. Или нет? Вдруг я не смогу выбраться отсюда, если не спасу эту малолетнюю тварь? – подумала женщина.

      И она полезла в воду, задирая подол своей совсем не серой, но разошедшейся по шву сзади юбки, наблюдая, как чёрная вода обтекает её подобно смоле, поглощает её бледные старушечьи ноги. Холодит настолько, что сводит пальцы.

      Когда же женщина доплыла до ребёнка, та уже скрылась под водой выпуская пузыри. Нырять не стала, просто вытянула руки вперёд, шаря под водой там, где исчезло тело ребёнка. Без особого труда нащупала её волосы, накрутила их на ладонь и с усилием потянула вверх. На поверхности показалось детское личико – бледное, худое и безжизненное. Женщина схватила её за подмышки и затрясла что было сил. Маленькая головка облепленная волосами заметалась из стороны в сторону, словно в руках она держала не человеческое существо, а манекен, с головой поворачивающийся на шарнирах.

      – Давай. Приходи в себя, ты маленькая сучка – заверещала Галина Николаевна. И сучка откликнулась на призыв бьющейся в истерии женщины. Мелкая игривая рябь на воде вдруг стала гладью, идеально зеркальной в ярком свете луны, но Галина Николаевна этого не заметила, потому, как не могла оторвать взгляд от лица ребенка, с которым что-то было не так. Когда же, наконец, поняла, выпустила тело девочки из своих рук и попятилась назад, к зарослям шуршащих камышей.

      – У тебя нет глаз. Почему у тебя нет глаз? Такого не может быть – пробормотала она скорее для самой себя.

      – Глаза это то, что ты забрала у меня. Это то, что ты ненавидела