Такие разные женские судьбы. Екатерина Игоревна Иващенко

церковь тогда ещё не была открыта, но готовилась к открытию. Я стала пытаться найти кого-нибудь там. Позвонила по другому номеру. «Дело интересное, мы к вам приедем». И приехал к нам в тот же день отец Владимир, он должен был вскоре после открытия стать настоятелем этой церкви. Колокол приподняли, чем-то стукнули. Так отец Владимир аж одной рукой за сердце схватился, а другой за детскую кроватку – такой чистый-чистый звон пошёл. Конечно, он захотел сразу этот колокол и забрать. Вот так мы его и подарили. Но он решил его до поры до времени спрятать и нам посоветовал про всё это дело молчать, пока Михайловскую церковь не открыли. А то ведь елизаветинские точно за ним захотят приехать, передумают, номер раздобудут и будут нам звонить. Так оно и получилось. Мне долго потом первый священник названивал и все пытался выяснить, куда же колокол пропал. Ведь колокола эти были дорогие, особенно дореволюционная выплавка ценилась.

      И вот теперь я хожу в уже открытую Михайловскую церковь, и висит до сих пор наш колокол. Он находится в серединке, не совсем большой и не совсем маленький, третий, кажется, с края.

***

      Что бы мне хотелось сказать как итог.

      Одна из важнейших вещей в жизни – это то, какие вокруг тебя люди. Трудности приходят и уходят, а люди и светлое в жизни – остаётся. Помните это и живите счастливо!

      Корнеева Полина Сафоновна 1939 г.р.

      Про жизнь в деревне. Мама

      Я родилась в деревне Михайловка Муромцевского района Омской области в 1939 году. Моя мама родила десять детей. Двое умерли ещё в малолетстве, один погиб на войне, а семеро остались живы. Ещё с нами жила мамина сестра-инвалид. И вот мама за нами восьмерыми следила, ухаживала и содержала.

      Самые мои первые годы жизни и раннее детство были невероятно тяжёлыми. Это была настоящая трагедия. Нравы были суровые. Мать от бессилия желала мне смерти. Мне исполнился годик, я стала бегать ножками, а пол был ледяной, и я вся застудилась. Никто за мной не приглядывал, и у меня начался острый бронхит. Я кашляла до посинения, но меня не лечили и ничего не делали. Потом я с этим своим кашлем так всем надоела, что все хотели моего конца. Братья-сёстры, может, и не особо, но тоже отпинывали меня от себя. А вот мама хотела, чтобы я умерла. Она уже снова была беременная, а отец тем временем ушел на войну. Я была самая маленькая. Мама даже специально уходила, чтобы я закричалась и умерла. И долго не возвращалась. Била вальками бельё на речке. Раньше делали в золе щелочную воду, и в ней парили и замачивали бельё. Грязь отъедалась, потому что всё было из холста. Все носили холст, ситца тогда не было. Как потом она сама говорила: «Я специально на речке сидела долго, час-два в надежде, что вернусь домой, и нет этой обузы». Вернётся, а я живая, вся красная, как свёкла. После этого я осталась простуженной на всю жизнь, кашель так меня до сих пор и бьёт. По счету я девятый ребёнок в семье, а моя сестра Валька последняя, десятая. Но жизнь