Кровь за кровь. Сергей Майдуков

расспрашивал что-то про анти-паттерны, но Роман его не слышал. Он все думал про Алену, про Николая, гадая, получится ли все исправить. Или лучше сделать вид, что ничего не случилось? Забыть все, как сон, и ехать по накатанной колее дальше?

      Для Романа, да и для остальных, так было бы лучше всего, но, разумеется, он поступил иначе.

      2 декабря. День. НИИ «ВТОРЦВЕТМЕТ»

      В бытность СССР этот научно-исследовательский институт был всесоюзным, что сказалось на его масштабах и архитектурных особенностях. Нынче белое девятиэтажное здание в центре города вовсе не выглядело таким помпезным, как в прежние времена. Фасад уродовали старенькие кондиционеры и выгрызенные временем бреши в плиточной облицовке. На входе сидел вахтер, точно приглашенный на работу прямиком из ретро-сериала про то, как «эх, хорошо в стране советской жить». Он долго мурыжил Переверзина на входе, то всматриваясь в паспорт, то сверяя фамилию с записью в журнале пропусков. Его так и хотелось назвать «папашей», но не по-доброму, а сердито, после чего сгрести за шкирку и как следует приложить лбом об стол, за которым он нес вахту.

      Разумеется, Переверзин не стал этого делать, а лишь отметил про себя, что подобная бдительность ничего не даст в случае налета, зато весьма осложнит доставку золота и вывоз готовых слитков. Тем не менее Бачевский полагал, что институт вторичных цветных металлов является идеальным местом для переплавки. А у Переверзина, как у новичка, не было никаких оснований не доверять шефу. Когда «вертушка» наконец открылась, он потоптался у единственного лифта, с тоской послушал скрип и скрежет где-то наверху и стал подниматься по широкой лестнице пешком. На ней, как и в вестибюле, было безлюдно. Ни единой души и в длинном коридоре, скудно освещенном лампами дневного света, работающими через одну. Линолеум под ногами был местами залатан, а местами протерт до дыр.

      Найдя нужную дверь, приятно выделяющуюся на фоне общего запустения, Переверзин постучал и вошел. Его встретил начальник лаборатории редких сплавов, который явно не ностальгировал по социалистическому прошлому, а жил настоящим и процветал в нем, судя по отлично сидящему костюму и искусно подобранному галстуку. При этом Леонид Георгиевич Воронов был достаточно умен, чтобы не обвешаться золотыми цацками, которые могли бы вызывать зависть и подозрение у окружающих работников науки и техники.

      Пожав руку Переверзину, он задержал ее в своей и произнес:

      – Рад знакомству. Надеюсь, взаимовыгодному и долгосрочному. Кофе будешь? Чай?

      – Нет, спасибо, – сказал Переверзин, слегка нахмурившись.

      Воронов понимающе усмехнулся:

      – Не привык на «ты» с незнакомыми людьми? Ничего, привыкай, Антон. Мы теперь будем общаться долго и плотно. Не один пуд соли вместе съедим. – Он подмигнул. – Связаны одной целью, скованы одной цепью. Слыхал такую песню?

      – Нет, – ответил Переверзин, немного расслабившись. – Могу я посмотреть, что и как? А то у меня сомнения возникли.

      – Какие? – округлил глаза Воронов.

      – Вахтер