Пока плывут облака. Мария Купчинова

она с таким упорством включает Нору в списки тех, кто подлежит отправке на земли фатерлянда, что в конце концов добьется своего. Я завтра уезжаю во Францию и берусь доставить фройлен Нору к своему другу в Париж. Он профессор музыки. Я знаю, он сочтет за честь заниматься с вашей дочкой и подготовить ее к оперной карьере.

      Этого не может быть. Они сидят в комнате с окнами, перечеркнутыми крест-накрест бумажными лентами, в пальто, перчатках и мерзнут. Утром, пока не рассвело, она ходила на набережную, к вагонам, в которых перевозили зерно. Сегодня ей повезло: сумела незаметно залезть в вагон и намести сумочку ячменя. А прошлый раз вернулась с пустыми руками: встреченный немец приказал накормить его лошадь…

      О какой оперной карьере говорит этот нелепый Ганс?

      Обер-штаб-интендант истолковывает удивленный взгляд фрау Зинаиды по-своему:

      – Понимаю, я должен был бы взять и вас с мальчиком. Но не могу. Это будет невозможно объяснить.

      – О нас речь не идет: однажды я уже сделала свой выбор, а Руслан – слишком мал для того, чтобы решать. Скажите, Ганс, зачем вам это?

      Седой немец снимает очки, долго протирает стекла, наконец пожимает плечами:

      – Попытаюсь спасти хоть одну душу. Может, когда-нибудь мне это зачтется.

      ***

      Когда наступающие войска подошли к Дону, сердце Ипполита оборвалось. На правом берегу не было видно гостиницы «Дон». Совсем. Тогда первый раз ноги онемели и отказались подчиняться… Но он их заставил. По льду через Дон, стреляя, отстреливаясь, ничего не видя, не замечая, туда, к своим… В ночь на четырнадцатое февраля выпал снег, а утром сразу оттепель. Потоки воды по улицам уносили грязь и кровь…

      В насквозь промокших валенках ворвался на третий этаж – от последнего авиационного налета стекла все-таки вылетели, сорвалась дверь с петель, в комнате пол засыпан обвалившейся штукатуркой, но вот она, Зиночка, вот Руслан…

      Обхватила, прижалась и зарыдала. Сколько лет вместе прожито, никогда больше с ней такого не было. Она умела прятать свои чувства. Но тогда… Била его кулачками в грудь, трясла, кричала: «Где ты был так долго?» …

      ***

      – Зиночка, ты только посмотри, какая радуга.

      – Да, родной.

      Ей не хочется открывать глаза, но ведь он так ждет этого. И она открывает, смотрит, даже улыбается… пусть он не беспокоится за нее: она сильная, она сможет…

      3

      Жаркий ветер несет в комнату сладкий аромат. Еще один летний день жизни. Зина так любит лето…

      – Чувствуешь, Зиночка? Медом пахнет. Наверное, акация зацвела. Мне кажется, я отсюда вижу ее белые гроздья.

      – Ты фантазер, Ипполит, – на нашей улице растет желтая акация, и то – далековато.

      – Все равно… Мы с тобой счастливые, правда? Сначала ждали, когда сирень зацветет, потом черемуха, акация. Если повезет, еще и цветения липы дождемся.

      Не важно, говорят они словами или взглядами. Главное – понимают друг друга.

      – Да, родной, конечно…

      Праздникам так никогда не радовались, как этой весной – ароматам