Пока плывут облака. Мария Купчинова

слал письма, телеграммы, но так и не дождался в Питере младшего брата. В тридцатом году дом Рецкера-Хосудовского восстановили и нарекли гостиницей «Дон».

      А в тридцать пятом – у Норы появился маленький братик, Руслан.

      2

      – Зина, Зиночка…

      Как же нелегко управлять беспомощным телом. Вот так, понемножку, опереться на локоть, повернуть голову…

      – Все хорошо, Ипполит, мы вместе.

      – Какое счастье, родная. Как спала? Что видела?

      Он думает, что спрашивает. На самом деле, получающиеся звуки – не внятны. Но она его понимает.

      ***

      Со стороны Дона ползут грозовые тучи. Темнота, сгустившаяся за окном, заползает в комнату. Давит на грудь разлитое в воздухе ожидание. Еще несколько минут – и хлынет из поднебесья поток воды, словно телега по булыжной мостовой загрохочет гром.

      Путается память. Опять арбузы. Земля такая огромная, а спрятаться негде: один за другим зеленые полосатые шары скатываются с телеги на землю, с треском бьются, брызгая соком. Летят куски алой мякоти. Все на него одного… Белые брюки – в красных пятнах. Зиночке придется отстирывать…

      Не арбузы это – война. Не белые брюки, а бинты. Не сладкий арбузный сок, а кровь.

      Тоненькая девочка – санитарочка, так похожая на Нору, прикрыла его собой.

      Раздробленные ноги не слушаются, но он тащит, волочит девчоночку на себе, пока кто-то силой не разжимает ему руки и сквозь шум в голове не пробиваются слова:

      – Оставь, браток. Ей уже не поможешь.

      Тогда он закрывает глаза и летит в пропасть.

      ***

      У нее свои воспоминания. В них все черное. Небо, дома, улицы, руины… И главное – страх.

      В самом жутком сне веселой и беззаботной девчонке, мечтавшей о театре и красивой любви, не могло присниться увиденное наяву в том сошедшем с ума девятнадцатом: рабочие, повешенные на Большой Садовой генералом Кутеповым.

      Она не помнила свои сны, но просыпалась с криком, в слезах.

      Муж вздыхал: «У беременных всегда – нервы».

      Отец и муж убеждали: это ответ на красное насилие.

      Но ей-то было страшно оттого, что они, такие милые, интеллигентные, находили слова оправдания. Она знала – это не их вина. Безжалостное время: две войны и две революции научили убивать.

      Отец, прощаясь, сказал:

      – Пойми, Зина, бывают времена, когда невозможно болтаться посередине проруби. Хочешь жить – приходится выбирать, к какому берегу прибиваться. Это не то же самое, что крутануть шарик и ждать: выпадет белое или красное. Жизнь, прожитая раньше, всегда перевешивает. Даже если захочешь зачеркнуть ее – в новой ты будешь чужим.

      Зина понимала его правоту. Но знала и то, что за все смерти когда-нибудь придется держать ответ. На том ли свете, на этом… Было безумно страшно, что вина эта может упасть на ее маленькую дочку. Потому и пыталась отгородиться от всех: защитить, уберечь…

      Замуж согласилась выйти за этого мальчика; подумала: судьбу можно обмануть.

      Мальчик оказался мужчиной. Даже поверилось, что и правда, с ним – не страшно.

      ***

      А