Господин Мани. Авраам Иегошуа

которая овдовела в середине семидесятых годов, Хагар уйдет в конце концов из киббуца.

      Потому Яэль возражала против поступления дочери в университет сразу после армии, настаивая, чтобы она вернулась в киббуц и поработала там хотя бы год. Когда Хагар подала заявление с просьбой отпустить ее учиться, Яэль пыталась тайком настроить большинство «против». Но либерализм киббуцов в начале восьмидесятых годов во всем, что касается «самовыражения» молодежи, отслужившей в армии (попытка предотвратить бегство юношей и девушек в город), а также тот факт, что за обучение Хагар платит Министерство обороны, склонили общее собрание проголосовать не так, как хотелось бы Яэль. То обстоятельство, что Хагар жила у бабушки, позволяло им регулярно общаться по телефону, и мать с дочерью договорились звонить друг другу не менее двух раз в неделю, хотя в 1982 году в киббуце Машабей-Саде телефоны в жилые дома проведены еще не были.

Реплики Яэль в приведенном ниже диалоге опущены.

      – Ну даже если и пропала, то ведь ненадолго, и нечего было так волноваться…

      – Нет, я звонила, честное слово, звонила. В среду вечером из Иерусалима…

      – Конечно, в среду я была еще в Иерусалиме, и вчера тоже…

      – И вчера, мама, и сегодня, и просила, чтобы тебе передали…

      – Как «не передали»?

      – Я знаю? Того, кто поднял трубку…

      – Какой-то доброволец из Германии…

      – А что я могла сделать, мама? Я не виновата, что в киббуце нет ни одного нормального человека, который может поднять трубку в столовой после ужина, потому что никому не хочется бежать по холоду к телефону. Попробуй как-нибудь дозвониться до киббуца поздно вечером, да еще зимой, и говорить с другого конца света по-английски с подкуренным добровольцем, который забыл, как держат в руках карандаш, тогда ты, может, поймешь, что сражаться с таким упорством против установки домашних телефонов было с твоей стороны не самым разумным. Будто от этого зависит судьба социализма…

      – Да никуда я не пропадала… Просто меня не было три дня в Тель-Авиве…

      – Он? Чего это вдруг? Он в армии, в Ливане. Но как раз по его просьбе я и ездила в Иерусалим, к его отцу, и там застряла до сегодняшнего дня.

      – По собственной глупости…

      – Нет, снег пошел в Иерусалиме в среду вечером, а вчера от него не осталось и следа…

      – Нет, он-то и дал мне это старое пальто, отец Эфи, господин Мани…

      – Так я называю его про себя – господин Мани… Не знаю почему…

      – Но в этом-то все и дело. Ради того, чтобы рассказать тебе все, я и приехала сегодня домой. Хотя, конечно, нужно быть совсем сумасшедшей, чтобы сидеть здесь с тобой вместо того, чтобы закрыться у бабушки и готовиться к экзаменам.

      – Я тебе говорила: в воскресенье у меня экзамен по английскому, и очень не хотелось бы опять провалиться…

      – Нет, учебники и конспекты остались в Тель-Авиве. В Иерусалим я поехала во вторник, налегке. Думала на несколько часов – сделаю то, что