Эхо Севера. Джоанна Рут Мейер

научиться играть на фортепиано. Я думаю даже, что ты могла бы позаниматься с ней?

      – Об этом и речи быть не может! – вспыхнула мачеха. – Ты слышал, как она запиналась и путалась в нотах? Слышал? У нее мозгов не хватит музыкой заниматься!

      Я встала с крутящегося стульчика, направилась к двери и сказала, обернувшись возле нее.

      – Я не буду учиться музыке. Это будет намного приятнее, чем слышать вашу бездарную игру.

      Затем я поднялась в свою комнату, открыла статью о том, как следует обрабатывать и забинтовывать раны, и читала до тех пор, пока моя свеча не догорела дотла. И сколько бы ни стучал в мою дверь отец, сколько бы ни требовал, чтобы я вышла и извинилась, я ему не открыла.

      Спустя несколько недель чувство вины все же заставило меня попросить прощения у Донии. Она в ответ лишь фыркнула и сказала, чтобы я никогда больше не прикасалась к ее вещам без спроса.

      А пианино после этого в основном стояло без дела, собирая на себе пыль.

      А спустя еще несколько недель начали приходить письма от отцовских кредиторов. В основном они поступали на адрес нашего книжного магазина, но некоторые доставлялись и в коттедж. Поначалу я не поняла, что это не обычные счета и уведомления, но потом разобралась. От отца требуют, чтобы он выплатил, причем немедленно, какие-то немыслимые суммы денег. При этом одни кредиторы угрожали ему огромными штрафами, другие – тюрьмой. Я пыталась поговорить об этом с отцом, но он только отмахивался от меня и повторял, что это все ерунда и кредиторы раздувают шум из ничего.

      Но однажды утром я зашла в подсобку магазина, чтобы убрать туда несколько книг, и застала своего отца в тот момент, когда он вытаскивал спрятанную под половицами шкатулку с мамиными драгоценностями. Шкатулка была почти пуста, если не считать одного кольца с изумрудом и золотого ожерелья.

      Отец виновато опустил голову и беззвучно заплакал. Желая утешить его, я опустилась рядом на колени, обняла за дрожащие плечи.

      – Мы разорены, Эхо, – сказал он, когда немного успокоился и уже снова мог говорить. – Разорены полностью и бесповоротно.

      – Это из-за новой мебели, да? И из-за пианино?

      – Из-за дома. Я думал, что смогу справиться с платежами, и, наверное, даже смог бы, если бы наши дела шли немного лучше, но… – он тяжело вздохнул. – Мне просто хотелось, чтобы твоя мачеха была счастлива, и я взял в долг больше денег, чем смогу когда-либо вернуть.

      – А что мы можем сделать?

      – Вот, – отец достал из шкатулки кольцо и ожерелье. – Продадим ожерелье. Но это… – он протянул мне кольцо. – Я всегда хотел, чтобы это кольцо было твоим.

      Я прикусила губу и осторожно надела кольцо себе на палец.

      – Родя рассказал мне про университет, – добавил отец, сжимая мои руки в своих огромных ладонях. – Я думаю, это просто замечательно. Я горжусь тобой, Эхо.

      – Но они мне пока что не ответили.

      – Еще ответят, вот увидишь. Я знаю, что все будет хорошо.

      Я обняла отца, поцеловала его в щеку и негромко спросила:

      – Скажи,