Эхо Севера. Джоанна Рут Мейер

у меня нет никаких вариантов, Родя, – ответила я. – И никогда не было.

      – Но, Эхо…

      – Давай ужинать, – перебила я его. – Раз уж папа все равно не придет.

      Я подала ужин, и мы с братом молча съели его. Я уставилась на огонь, ненавидя саму себя. Лапша показалась мне переваренной, говядина пересушенной, а капуста слишком кислой.

      Закончив с ужином, брат взял со стола одну из моих книг про сердце – я успела прочитать ее больше чем наполовину.

      – Ты могла бы отправиться в город, чтобы поступить в университет, – сказал он. – Ты очень умная. Намного умнее меня, а может, даже и папы.

      – Они не принимают девушек в университет, – отрезала я.

      – Начинают принимать, – возразил Родя. – И тебя они возьмут. Почему бы тебе не написать им?

      Какое-то время во мне боролись гнев и надежда. В итоге победил гнев, который выплеснулся наружу.

      – И что дальше, Родя? – спросила я. – Поступить в университет и жить потом в городе, где все будут проклинать меня, когда я прохожу мимо? Креститься, дразнить и… даже швыряться камнями?

      – Нет! – пылко ответил брат. – Поступить в университет и жить в городе, где все восхищаются твоим умом. Где все увидят и поймут, какая ты на самом деле.

      Ответить Роде я не успела, потому что в этот момент домой все-таки возвратился отец. Борода у него была перепачкана мукой и пахла корицей, но это было ничто по сравнению с новостью, ошеломившей нас, – весной он собирался жениться.

      – Я купил дом, – сказал мне отец на следующее утро. Сам он сидел в это время, сияя как медный таз, над чашкой чая. Я заворачивала в бумагу стопку книг, чтобы отправить их заказчику в город.

      – Дом? – удивилась я.

      – Для Донии, – ответил отец. – Она столько лет прожила в тесных комнатках над своей пекарней, что вряд ли будет рада сменить их на нашу крохотную квартирку. Я надеялся, что ты поможешь мне привести новое жилище в порядок. Вот уж будет сюрприз для нее!

      В этот день мы закрыли магазин раньше, чем обычно, оделись потеплее и поплелись по глубокому вчерашнему снегу за четыре километра к северу от нашего городка. Дом, который купил отец, примостился на опушке у самого леса и был окружен забором. Это был деревянный коттедж с каменной трубой, резными деревянными карнизами на крыше и узорчатыми ставнями. Состояние жилища оказалось весьма плачевным – стекла в окнах разбиты, краска на стенах облупилась, ставни провисли на ржавых петлях.

      – Не спеши судить об этом доме по внешнему виду, – сказал отец. – Постарайся почувствовать его душу.

      Он вытащил из кармана ключ и отпер входную дверь.

      Мы вошли внутрь и медленно двинулись по скрипучим половицам, усыпанным грязью и залетевшими в разбитые окна листьями. Порванные обои клочьями свисали со стен, ковер перед мертвым, холодным очагом был потертым и грязным, однако мой отец оказался прав – у этого дома чувствовалось большое сердце.

      Отец взял меня за руку – так он не держал меня с самого детства – и неспеша повел меня через весь дом. Показал мне общую комнату,