Рождённый ползать. Алёна Бессонова

ДНК неповторима, как отпечатки пальцев. Из этого следует, что успеть в течение недели перемахнуть расстояние более трехсот километров, может только зверь, имеющий собственный автомобиль.

      – Или если росомаха Хью Джекман. Уверен, у него классная машина.

      – Ребята, нужно разобраться во всём этом, – сокрушённо сказал Русаков, – и без вашей помощи я не обойдусь…

      Исайчев потянулся за лежащей на журнальном столике пачкой сигарет и, получив на свой вопрошающий взгляд одобрительный кивок, выудил сигарету, прикурив, спросил:

      – Я думаю вашим органам внутренних дел эти нюансы известны. Они что не хотят отягощать следствие глухарями? Так?

      Русаков промолчал.

      – Понятно, – продолжил Исайчев. – Твоя пассия может помогать в этом деле?

      – Неофициально.

      – По-другому я и не ждал, – Михаил, дважды глубоко затянулся и, затушив сигарету о пепельницу, продолжил, – давай так: сейчас отдыхать, а завтра отвези-ка нас в реабилитационный центр. Я понял ты отца в эти дела не посвящаешь?

      Александр встал, готовый проводить гостей по комнатам, на ходу ответил на вопрос Исайчева:

      – Отец с виду крепенький грибок-боровичок, ему в этом году восемьдесят три года шарахнуло. Стараюсь оберегать от подобных потрясений. Сказал, что вы прилетели на открытие новой нефтяной вышки.

      – Он что не знает о гибели своего партнёра по шахматам?

      – Знает… но без подробностей… считает – несчастный случай. И вопрос закрыт.

      – А как же? Как мы там вдруг появимся? Он же в центр поехал, – спросил Роман.

      – Не волнуйтесь, когда завтра будем готовы выехать, отец начнёт перемещаться в сторону Архангельска. Утром машину пошлю. Хотя он сам за рулём крепче молодого сидит. Всю жизнь по северным дорогам болтался. Опыт! Его не пропьёшь… Но сейчас погода неустойчивая: то пуржит, то подтаивает, слякотно… боюсь одного отпускать…

      1944 год. Сартов

      Гул взлетающих аэропоездов не разбудил Ефима Мессиожника, валявшегося в конторке склада запчастей на старом пропылённом диване. Он был пьян первый раз за семнадцать прожитых лет.

      Всё началось не с момента, когда на базаре он всё-таки взял у старушки царскую медаль за два куска хлеба. И не со встречи у киоска, куда он всё-таки пришёл на свидание с золотозубым блатным парнем. Пожалуй, всё началось с отъезда родителей из Сартова. А может быть, и раньше…

      Отец – известный всему городу часовой мастер. Его синенькая будка стояла на Товарке, у переходного моста. Мать заведовала хозяйством интерната для слепых детей. Деньгами не хвастались, но Ефим знал, что считали их каждую субботу, и видел – пачки солидные. Сначала не мог понять, почему папа с мамой не построят хороший дом, а до сих пор живут в тесном подвале с маленькими окошками, в которые видно только ноги прохожих. Что папа скуп, дошло до сознания позже, но не задело – скупость отца не распространялась на единственного