Рождённый ползать. Алёна Бессонова

центр. Хочу проведать летунов.

      – Летунов? Кого же здесь так величают? – поинтересовался Васенко. Он удовлетворял любопытство, расхаживая по гостиной и, заглядывая в каждое окно, осматривал дворовые постройки.

      – К нам по заявке Министерства обороны прислали ветеранов – бывших заслуженных лётчиков… – пояснил младший Русаков.

      Старик вновь кивнул:

      – Я в юности хоть и недолго в лётном учился, но к парящей братии себя причисляю. Со дня открытия центра разные Герои у нас были, а сейчас впервые лётчики. Тянет пообщаться… молодость вспомнить… Да и вашим разговорам мешать не хочу…

      Русаков одобрительно взглянул на отца, попросил:

      – Спасибо. Скажи Семёну пусть завтра часикам к десяти подруливает… и про комбинезоны для гостей не забудет.

      Исайчев, разглядывая хлипкую фигуру старика, не удержался, спросил:

      – Чего же недоучились Егор Ильич? Случилось что?

      Русаков старший кашлянул в кулачок, посмотрел увлажняющимися глазами:

      – Вспоминать об этом не люблю… Меня тогда в особое училище зачислили – в планерное. Таких на всю страну два было. Курсантов готовили для работы с партизанскими отрядами. Планеристы лётчики особые универсальные. Как-то начальство решило проверить наши охотничьи навыки. Сплоховал я на той охоте. Не добил кабанчика, а он хитрее человека оказался. Порвал ногу в клочья… Врачи думали вовсе ходить не буду… – обречённо взмахнул рукой старик, – ладно… дело былое…

      Егор Ильич потоптался на месте и ещё раз, обмерив гостей взглядом, спросил:

      – Новую скважину запускать, когда будите? Чего тянете? Пора уже…

      – Так, затем и приехали, – неожиданно для себя ответил Исайчев, и боковым зрением заметил, как, после его слов, Александр чуть кивнул.

      – Ну… ну, – приулыбнулся старик, но к двери двигаться всё же не торопился. По его лицу было видно: хочет что-то сказать, но не решается.

      – Давай отец, не томи… – поторопил отца Русаков, – небось Ставриду хочешь с собой взять?

      – Хочу, – завиноватился старик, – приболел он малость, подлечиться бы ему. Я за провиант свои деньги в кассу внесу, а раскладушку пусть ему в моём номере поставят.

      Александр Егорович махнул рукой, сказал раздражённо:

      – Не ко времени сейчас Ставрида там. Вот скважину откроем, и пусть едет. На промысле не всё готово. Я товарищей планировал туда дня на два отвезти… Нехорошо если мы всем кагалом заявимся.

      – Так, мне всего на одну ночь, а дальше к внукам в Архангельск. У Ставриды только-только камень из почки вышел, ему дорога ложка к обеду…

      – Допрыгался, старый дуралей, – покачал головой Русаков-младший, – говорил: с почками шутки плохи… Ладно вези. Директору позвоню – достойный уход организует.

      Егор Ильич расцвёл лицом и шустро побежал к двери. Когда дверь за стариком закрылась, Исайчев отреагировал:

      – Ставрида – странная фамилия… Ставрида!

      – Отцовский