Вечера княжны Джавахи. Сказания старой Барбалэ. Лидия Чарская

снимает с него бурку, стряхивает с него снег, сажает на тахту, болтает без умолку.

      – Люблю тебя, Семко, люблю, счастие дней моих, люблю, жених мой дорогой….

      – Люблю тебя, Нина, алмазное солнце среди мерцающих звездных огней, – отвечает Семко и, взяв за руки невесту, говорит ей еще и еще, как сильна и могуча его любовь к ней.

      А старый Гуд все слышит и все видит.

      Старый Гуд заходится от злобы, старый Гуд кружит, мечется и вопит:

      – Постойте, покажу я вам силу любви вашей, глупые дети!

      Сказал и, ухватив руками огромную снежную глыбу, низвергнул ее в стремнину. Кусок глыбы оторвался и завалил дверь и окна сакли, где сидели будущее супруги.

      Сразу стало в сакле темно, темно.

      Испуганные вскочили молодые люди.

      – Мы заживо погребены обвалом! – вскричала девушка, дрожа всем телом.

      – Успокойся, любимая. Придут люди и отроют нас, – произнес Семко, согревая в своих руках похолодевшие ручки невесты. – Не бойся ничего. Я с тобой.

      Эти слова придали мужество Нине. Легче стало от них у неё на душе. Тихо заворковала она снова о будущем, близком счастье, о завтрашнем празднике – свадьбе, обо всем, обо всем…

      А часы не шли, а бежали. Незаметно промчалось время… Никто не приходил на помощь, отрывать заживо погребенных молодых людей.

      Голод, злейший враг человечества, уже подступил к Нине и Семко. Нестерпимо захотелось есть…

      Уже не говорилось, как прежде. Лениво перекидывались словами. Не тянуло говорить.

      Еще пробежали часы… Промчалось время… Миновали сутки, – может быть больше, может быть меньше, – не знали они… Голод язвил сильнее, рвал внутренности, валил от слабости с ног.

      Как дикий зверь метался по сакле Семко. На тахте, обессиленная, полумертвая от голода, стонала Нина.

      Снова тянулись ужасные часы.

      Ярко горели, как у голодного волка, безумным огнем глаза Семко. Страшные мысли проносились в его голове.

      – Если нас не отроют тотчас же, – метались эти безумные мысли, – я съем ее… Нину… Я не могу больше ждать…

      Так думал несчастный.

      На беду девушка подняла руку. В эту минуту соскользнул рукав бешмета до самого плеча. Мелькнуло белое плечо в темноте сакли и обезумевший от голода Семко, как дикий зверь, бросился к Нине и вцепился зубами в её плечо… Девушка испустила вопль ужаса, отвращения и лишилась чувств.

      В тот же миг послышались голоса за дверями. Это пришли горцы спасти погребенных обвалом. Несчастных отрыли, привели в чувство, накормили.

      Но Нина уже не хотела смотреть на Семко, и на следующий день не праздновал их свадьбу поднебесный аул.

      Зато старый Гуд хохотал на весь мир громко у себя в горах, ликуя и беснуясь. Удалось старому Гуду расстроить свадьбу Нины!..

      И еще говорят осетины, что удалось Гуду увлечь Нину в свой хрустальный замок на Эльбрусе и сделать ее царицей бездн и гор, своей женою.

      Только вряд-ли правдиво это. Вернее – умерла Нина, и ищет ее всюду по свету старый свирепый Гуд…

* * *

      Замолкла Барбалэ…

      Стало тихо в горнице…

      Михако