Паж цесаревны. Лидия Чарская

плача, ни криков Андрюши, ни его детской жалобы.

      – Остановись! Куда ты бежишь, матушка? Мне страшно, страшно! Матушка, остановись! – рыдал насмерть перепуганный мальчик.

      А Долинская все бежит и бежит без передышки.

      Харчевня осталась далеко за нею позади… Дорога становится глуше, чернее… По бокам, как привидения, вырастают деревья, протягивая к ним корявые сучья… Они в лесу… Долинская бежит по лесу, но уже не так скоро, как прежде… Она задыхается… Сердце перестает биться… Звон наполняет уши… Голова кружится… Что-то быстрой волной подкатывает к горлу, и с громким стоном молодая женщина падает на траву.

      Глава X

      Чудесный охотник. Неожиданная встреча. Сказка-быль начинается

      – Ату! Ату его! – громким, веселым криком несется по лесу.

      Старый лес дрогнул и оживился. Редкое октябрьское солнышко бросает сквозь обнаженные от листвы верхушки деревьев свою меланхолическую осеннюю улыбку. Высокие липы, стройные, гибкие белоствольные березки и кусты дикого орешника протягивают к нему свои оголенные ветви… Любо им нежиться в это на диво выпавшее октябрьское утро. Золотое солнышко – редкий гость в осыпавшемся осеннем лесу.

      – Ату! Ату его! – несется по лесу.

      Целая кавалькада всадников мчится в чаще, зеленые охотничьи кафтаны «верховых», опушенные мехом и расшитые позументами, ярким пятном выделяются среди темного фона оголившегося леса.

      Веселые крики, свист арапника, тявканье гончих – все это сливается в один сплошной веселый гомон. Первая смена псов уже спущена. Она несется за небольшим живым клубочком, вынырнувшим из кустов и стрелой помчавшимся по лесной поляне. За гончими несутся охотники на своих быстрых конях.

      Впереди всех, на прекрасной вороной лошади, какую трудно, пожалуй, найти в конюшнях самого султана Мароккского, несется юноша. Свежее, правильное лицо его пышет горячим румянцем. Синие, лучистые глаза сверкают, как звезды. Яркие, пурпуровые губы улыбаются счастливой, радостной улыбкой. Из-под лихо заломленной набекрень собольей шапки падают золотистые кудри, струясь волною по стройным юношеским плечам. Юноша так еще молод, что кажется мальчиком, ребенком.

      На нем такой же кафтан, как и у остальных охотников, только много наряднее и богаче. Отороченный соболем, с драгоценными запонами по борту он подпоясан серебряным поясом, за который заткнут серебряный рог. На собольей шапочке – дорогой аграф из сапфира, дерзко спорящий в блеске с синими глазами юноши. На ногах широкие русские шаровары из тончайшего сукна и высокие сафьяновые сапожки.

      Красавчик-юноша на своем черном, как уголь, арабском коне далеко опередил всех других охотников.

      Впереди него только гончие да преследуемый ими зайчишка. Вот он белым снеговым комочком, протянув вдоль спины трусливые ушки, несется, почти не касаясь лапками земли, скосив и без того косые глазенки, наполненные ужасом смерти. Уйти бы от злых псов, укрыться…

      Да нет, куда уж! Не спастись зайчишке!.. Вот он юркнул в кусты. Гончие