Записки институтки. Лидия Чарская

институток привычка лизаться, а я не люблю! Мы лучше так… – И она крепко пожала мою руку. – Теперь я тебе покажу, что задано на завтра.

      Пронзительный звонок не дал ей докончить. Девочки бросились занимать места. Большая перемена кончилась. В класс входил француз-учитель.

      ГЛАВА III

      Уроки

      Худенький и лысый, он казался строгим благодаря синим очкам, скрывавшим его глаза.

      – Он предобрый, этот monsieur Ротье, – как бы угадывая мои мысли, тихо шепнула Нина и, встав со скамьи, звучно ответила, что было приготовлено на урок. – Зато немец – злюка, – так же тихо прибавила она, сев на место.

      – У нас – новенькая, une nouvelle eleve (новая ученица), – раздался среди полной тишины возглас Бельской.

      – Ah? – спросил, не поняв, учитель.

      – Taisez-vous, Bielsky (молчите, Бельская), – строго остановила ее классная дама.

      – Всюду с носом, – сердито проговорила Нина и передернула худенькими плечиками.

      – Mademoiselle Ренн, – вызвал француз, – voulez-vous repondre votre lecon (отвечайте урок).

      Очень высокая и полная девочка поднялась с последней скамейки и неохотно, вяло пошла на середину класса.

      – Это – Катя Ренн, – поясняла мне моя княжна, – страшная лентяйка, последняя ученица.

      Ренн отвечала басню Лафонтэна, сбиваясь на каждом слове.

      – Tres mal (очень плохо), – коротко бросил француз и поставил Ренн единицу.

      Классная дама укоризненно покачала головою, девочки зашевелились.

      Тою же ленивой походкой Ренн совершенно равнодушно пошла на место.

      – Princesse Djiavaha, allons (княжна Джаваха), – снова раздался голос француза, и он ласково кивнул Нине.

      Нина встала и вышла, как и Ренн, на середину класса. Милый, несколько гортанный голосок звонко и отчетливо прочел ту же самую басню. Щечки Нины разгорелись, черные глаза заблестели, она оживилась и стала ужасно хорошенькая.

      – Merci, mon enfant (благодарю, дитя мое), – еще ласковее произнес старик и кивнул девочке.

      Она повернулась ко мне, – прошла на место и села. На ее оживленном личике играла улыбка, делавшая ее прелестной. Мне казалось в эту минуту, что я давно знаю и люблю Нину.

      Между тем учитель продолжал вызывать по очереди следующих девочек. Предо мной промелькнул почти весь класс. Одни были слабее в знании басни, другие читали хорошо, но Нина прочла лучше всех.

      – Он вам поставил двенадцать? – шепотом обратилась я к княжне.

      Я была знакома с системой баллов из разговоров с Анной Фоминишной и знала, что 12 – лучший балл.

      – Не говори мне «вы». Ведь мы – подруги, – и Нина, покачав укоризненно головкой, прибавила: – Скоро звонок – конец урока, мы тогда с тобой поболтаем.

      Француз отпустил на место девочку, читавшую ему все ту же басню, и, переговорив с классной дамой по поводу «новенькой», вызвал наконец и меня, велев прочесть по книге.

      Я страшно смутилась. Мама, отлично знавшая языки, занималась со мною очень усердно, и я хорошо читала по-французски, но я взволновалась, боясь быть осмеянной этими чужими девочками. Черные глаза Нины молча ободрили меня.