Алена и Аспирин. Марина и Сергей Дяченко

же он поел? Он только начал!

      Аспирин посмотрел на часы. Половина третьего ночи. Пока удирали с места проишествия, пока плутали переулками, пока Аспирин решал, что делать дальше…

      – У тебя есть домашний телефон? – спросил он безнадежно.

      – Нет, – отозвалась девочка, «зачерпывая» медвежьей лапой мед и чавкая от воображаемого удовольствия.

      – Ты вообще думаешь возвращаться домой?

      Девочка взяла со стола салфетку и начисто вытерла мишкину морду. У нее были коротко остриженные розовые ногти. Чистые незагорелые руки. На свежей футболке – два летящих дракона, большой и маленький, и надпись: «Krakow. Learning to fly».

      – Ты бывала в Кракове?

      Девочка не ответила.

      Аспирин плеснул себе еще коньяка. Руки почти перестали трястись.

      – Что там было? – спросил он, глядя на полосатые гостьины носки.

      – Где?

      – Там.

      Девочка вздохнула.

      – Он за мной пришел… А я не хочу идти с ним.

      – Отец?

      – Нет. Он мне не отец.

      – Отчим?

      – Он.

      – Кто?

      Девочка вздохнула снова. Аспирин нервно потер ладони:

      – Кто убил собаку?

      Девочка кивнула на игрушечного медведя. Аспирин вспомнил полуразорванного бледного бультерьера.

      – Вообще-то, – сказала девочка раздумчиво, – это они ее убили. Давно. Когда она гналась за тобой, она была уже мертвая.

      – Взрыва вроде не было, – сам себе сказал Аспирин. – Может… у них оказалось с собой что-то вроде… ну… упало собаке под ноги и взорвалось.

      – Мышка бежала, хвостиком махнула, – сказала девочка без улыбки, – яичко упало и взорвалось… Ты хочешь спать?

      – Я шесть часов травил в эфире байки, – признался Аспирин. – Разговаривал с какими-то идиотами по телефону. Ставил на заказ идиотские песенки. Потом малолетние кретины подстерегли меня в подворотне и натравили бультерьера. А он возьми да и сдохни на бегу. Да не просто сдохни – разорвись…

      – Ничего, – сказала девочка примирительно. – Ты выпьешь еще и заснешь.

      – И когда проснусь, тебя уже здесь не будет, – мечтательно предположил Аспирин.

      – Это вряд ли, – сказала девочка и обняла медвежонка.

Понедельник

      Чудес не бывает, и потому в девять утра, когда Аспирин вышел, прихрамывая, на кухню, девочка сидела, скрестив ноги, на стуле перед идеально вымытым столом, смотрела в окно и еле слышно напевала сквозь зубы. Перед ней на металлическом подносе лежал обложкой вверх раскрытый паспорт Аспирина.

      – Ты что?! – от возмущения Аспирин выругался, как не принято ругаться при детях, устыдился своей несдержанности и потому разозлился еще больше.

      Девочка обернулась. На коленях у нее – вернее, на скрещенных пятках – сидел светло-коричневый медвежонок, смотрел на Аспирина пластмассовыми зенками. На полу у ножки стула стояла пустая баночка из-под меда.

      – Значит, ты Гримальский Алексей Игоревич, тебе тридцать четыре года, – прокурорским тоном сообщила девочка.

      – Слушай, ты, – выдавил Аспирин сквозь