Осударева дорога (сборник). Михаил Пришвин

Куприяныча дрогнули и повелись, как у собаки, на ту сторону за Выг.

      – Держи, держи! – кричал сторож.

      Куприяныч поднял глаза на шум роликов.

      По воздуху несся мальчик, сжимая посинелыми от напряжения руками толстый витой стальной трос.

      – Держи, держи! – кричал сторож.

      – Держу! – ответил Куприяныч сторожу.

      Куприяныч вскочил, выждал с расчетом, напустил и, вдруг прыгнув высоко, как заяц, схватил в воздухе мальчика и повалился с ним вместе на мягкий мох рядом с костром.

      Бродяга все на свете видал. И теперь, поймав мальчика, вернулся к чаю с таким видом, как будто он каждый день таких ловит и это его самое привычное дело.

      А Зуек сидел рядом смущенный и как бы с толку сбитый: видно, путешествие на роликах ему было не так приятно, как оно казалось во сне. И особенно неприятно было, что его, курьера начальника, имеющего власть над всем узлом, поймал какой-то старик со звериным лицом.

      Он сидел дикарем и молчал.

      – Откуда ты взялся, пацан? – спросил Куприяныч.

      – Какой тебе я пацан? – ответил Зуек.

      – Кто же ты?

      – Я курьер начальника узла.

      Куприяныч немного откинулся назад, поглядел на мальчика без шутки и с таким видом, как будто в первый раз в жизни видит курьера и теперь ему надо что-то еще понять и вести себя, как подобает вести с курьером.

      – Чего же ты так рано прилетел? – спросил Куприяныч.

      – А тебя не спросил, – ответил Зуек. – Вот вздумал с тобой чаю напиться и прилетел.

      – Дело! – сказал Куприяныч. – Пить так пить. Я люблю с утра брюхо попарить. Выпьешь горяченького – душка-то и повеселеет.

      – Какая это душка у тебя?

      – А птичка есть такая у каждого человека.

      – Птичка?

      – Ну да, птичка. Слышу рано: «пик-пик!»

      – И что?

      – Ничего… «пик-пик!», а я понимаю, это Пикалка зовет меня: «Ты бы, – пищит, – Куприяныч, чайку заварил, брюхо попарил». – «Матушка, – отвечаю, – рад бы, вот как рад бы был чайку заварить, да где же я себе чай достану?» Тихонечко нащупал свой чайник, выполз на волю, оглянулся, нет ли кого? Нарвал с кочки брусничного листу, корочку хлеба поджарил, заварил. На-ка, хлебни нашего чаю, пацан!

      – А птичка улетела? – спросил Зуек.

      – Какое тебе улетела! Эта птичка, милок, всегда со мной. Я брюхо парю, а птичка веселеет, поет и поет.

      В это время по железной бочке ударили, а после того заревело радио:

      – Вставайте, вставайте!

      – Ну, милок, – сказал Куприяныч, – надо на поверку идти, прощай, друг!

      – Погоди, – попросил Зуек, – скажи мне, куда ты теперь?

      – А к своим, вон они выходят: это олонецкие. А вон рядом со знаменами выстраиваются – это орловские, там вон рязанские, там, гляди, татары лезут казанские, китайцы, корейцы. Я всю землю нашу обошел и лучше не нашел земли, где сам родился. Наши олонецкие сплавщики, по лесу лучше их нет. Пойду им помогать лес шкурить.

      – А птичка?

      – Со мной полетит.

      – И