Чувство и чувствительность. Джейн Остин

схватить простуду и придумал эту историю, чтобы не ездить. Готов поставить пятьдесят гиней, что письмо он написал сам.

      – Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответила Марианна.

      – Ну, мне давно известно, Брэндон, – сказал сэр Джон, – что вас, если уж вы приняли решение, не переубедить! Однако подумайте! Мисс Кэри с сестрицей приехала из Ньютона, три мисс Дэшвуд прошли пешком всю дорогу от коттеджа, а мистер Уиллоби встал на два часа раньше обычного – и все ради пикника в Уайтвелле.

      Полковник Брэндон вновь выразил глубокое сожаление, что стал причиной столь неприятного разочарования, но иного выбора у него, к несчастью, нет.

      – Ну, а когда же вы вернетесь?

      – Надеюсь, как только ваши дела в Лондоне будут окончены, мы снова увидим вас в Бартоне, – добавила ее милость. – И поездку в Уайтвелл отложим до вашего возвращения.

      – Вы очень любезны. Но пока совершенно неизвестно, когда я сумею вернуться, и я не смею что-либо обещать.

      – А! Он должен вернуться и вернется! – вскричал сэр Джон. – Я подожду неделю, а потом сам за ним отправлюсь!

      – Непременно, сэр Джон, непременно! – подхватила миссис Дженнингс. – И может быть, вы тогда узнаете, что он от нас утаивает.

      – Ну, я не охотник совать нос в чужие дела. И кажется, это что-то такое, в чем ему неловко открыться.

      Лакей доложил, что лошади полковника Брэндона поданы.

      – Вы ведь не верхом отправитесь в Лондон? – осведомился сэр Джон, оставляя прежнюю тему.

      – Нет. Только до Хонитона. А оттуда на почтовых.

      – Ну, раз уж вы положили уехать, желаю вам счастливого пути. А может, все-таки передумаете, а?

      – Уверяю вас, это не в моей власти.

      И полковник начал прощаться.

      – Есть ли надежда, мисс Дэшвуд, увидеть зимой вас и ваших сестер в столице?

      – Боюсь, что ни малейшей.

      – В таком случае я вынужден проститься с вами на больший срок, чем мне хотелось бы.

      Марианне он лишь молча поклонился.

      – Ах, полковник! – сказала миссис Дженнингс. – Уж теперь-то вы можете сказать, зачем вы уезжаете!

      В ответ он пожелал ей доброго утра и в сопровождении сэра Джона вышел из комнаты.

      Теперь, когда вежливость уже не замыкала уста, сожаления и негодующие возгласы посыпались со всех сторон. Все вновь и вновь соглашались в том, как досадно, как непереносимо подобное разочарование.

      – А я догадываюсь, какое это дело! – вдруг торжествующе объявила миссис Дженнингс.

      – Какое же, сударыня? – хором спросили все.

      – Что-нибудь с мисс Уильямс, ручаюсь вам.

      – Но кто такая мисс Уильямс? – спросила Марианна.

      – Как! Вы не знаете? Нет-нет, что-то о мисс Уильямс вы, конечно, слышали! Она родственница полковника, душенька. И близкая. Такая близкая, что юным барышням и знать не следует. – Чуть понизив голос, она тут же сообщила Элинор: – Это его незаконная дочь!

      – Неужели!

      – Да-да. И сущий его портрет. Помяните мое слово, полковник завещает ей все свое состояние.

      Вернувшийся в столовую