Стерегущие золото грифы. Анастасия Перкова

под солнцем свои рисунки. Один совсем свежий, не зажил еще. Никому не показываю, а тебе можно. Шаманка сказала, тебе можно.

      Темир не ответил, но расслабился и позволил девочке крепче себя обнять.

      – Отчего у тебя волосы как солнечные лучи? И глаза как летнее небо? – спросила вдруг она.

      – Мать говорила, родила меня летним днем да в траве забыла. Солнце целовало меня и гладило, чтобы не плакал один без матери. Вот и выгорели и глаза, и волосы, – доверительно сообщил Темир.

      Девочка счастливо засмеялась.

      – Я слышала, как Шаманка говорила, будто ты сказки любишь.

      – Угу.

      – Хочешь, расскажу тебе про людей со звезд?

      – Со звезд? – удивился Темир. – Как Адыган и его братья?

      – Не совсем, нет, – задумалась девочка. – Другая это сказка, но ты никому ее больше не сказывай. Пусть будет наш секрет.

      – А ты никому не говори, что я плакал. Не скажешь?

      – Не скажу, – заверила Дочка Шаманки. – Да только плакать не стыдно, когда плачешь не о себе, а о тех, кто далеко, кого любишь.

      И она поведала чудесную историю, непохожую на те, что обычно поют кайчи и рассказывает простой народ. О жизни людей на далекой звезде. О том, как влекомые зовом других миров построили они чудо-колесницу и отправились в неведомое. И там, отыскав себе новую землю, стали частью живущего на ней народа. Опустошенная слезами душа Темира стала наполняться мерцающим звездным светом. Он растворялся в черной небесной выси, увлекаемый тихим голосом девочки, и не заметил, когда сказ перетек в сновидения.

      ***

      Обучаясь понемногу пастушьему мастерству, езде на лошади и стрельбе из лука, Темир прожил среди укокских всадников до самой весны, пока не стаял снег на перевале. Тогда стало возможным возвращаться назад в цветущие долины, где отощавший скот станет щипать молодую нежную траву, а промерзшие до костей люди отогреются под весенним солнцем.

      – Разве вы не живете здесь всегда? – удивленно спросил Темир Дочку Шаманки, когда стан загудел пчелиным роем, собирая вещи и радостно предвкушая спуск с плато.

      – Нет, глупый, – прыснула она в рукав. – Там, внизу, летом есть сочный корм для скота. И прохладная таежная тень. Так хочется вдохнуть запах исполинских кедров! А здесь что? Ветер, один непрекращающийся ветер, скука и тоска. Да солнце днем будет сжигать заживо, вот увидишь. А ночами все тот же холод.

      Предав земле своих мертвых, коих за ту зиму оказалось пятеро, тронулись люди в обратный путь. Медленно, обремененные бестолковыми овцами и табуном коней. Да еще женщины, дети, старики – все верхом. Они оставили позади пустые зимники, приторочив к седлам мешки с домашней утварью и постелями, да у каждой семьи был переносной войлочный аил, украшенный красными узорами по белому. Аилы расставляли не всегда, чаще спали под отрытым небом, чтобы сберечь время.

      – А одежда какая есть – вся на нас. Меньше груз лошадям, – смеялась Дочка Шаманки, придерживая своего скакуна, которому невмоготу был такой