Смех Циклопа. Бернар Вербер

С первым апреля, Лукреция.

      Она ласково потрепала ее по щеке и поцеловала в кончик носа.

      Небо раскалывается от грозди ослепительных молний. Лукреция Немрод по секундам вспоминает все, что последовало за тем незабываемым 1 апреля.

      Сначала она, глотая слезы, забилась в свою каморку. Потом необходимость погнала ее в душ. Там она бесконечно, до крови терла себя губкой, избавляясь от рыб у себя на груди, животе, руках и ногах. Но чернила успели въесться в кожу. Пришлось смириться и положиться на время. За недели и месяцы естественное отшелушивание должно было вернуть ее коже нормальный вид.

      Завернувшись в полотенце, вся красная, с кровоточащим сердцем, она вернулась к себе, упала на кровать и дала волю неудержимым рыданиям.

      Через некоторое время она машинально включила маленький транзистор у изголовья. Разглядывая себя, она не обращала внимания на шелестящий голос. Краснота спадала, и рыбы снова всплывали на поверхность, проявляясь на розовой коже. При их виде у нее отпали последние сомнения.

      Юная Лукреция достала бритву и занесла ее над запястьем, над рыбьим хвостом. «С первым апреля!.. Это шутка» – звучало у нее в голове.

      Она отчетливо помнит прикосновение ледяного лезвия к коже, помнит уже появившуюся бурую каплю крови.

      «Подожди, не делай этого!»

      Она замерла и услышала продолжение:

      «…Не делай этого! – повторил голос. – Что толку? Здесь нет рыбы.

      Огорченный эскимос бредет дальше. Снова он пилит лед, снова опускает в воду леску с наживкой на крючке. Он ждет, сидя над полыньей.

      – Здесь тоже нет рыбы, – снова раздается голос.

      Рыбак оборачивается, ищет того, кто ему мешает, но никого не видит. Решив, что стал жертвой галлюцинации, он идет дальше, делает во льду новую полынью, опускает леску и ждет. Серьезный раздраженный голос не заставляет себя ждать:

      – Сказано тебе, нет здесь никакой рыбы!

      Рыбак встает, грозит небу кулаком и кричит:

      – Кто со мной говорит? Бог?

      И голос отвечает:

      – Нет, директор катка».

      Из транзистора льется хохот.

      Лукреция поневоле хихикает, вторя веселью в эфире, и ручеек жизни понемногу гасит испепеляющую лаву обиды.

      Смеяться и одновременно кончать с собой затруднительно. Мышцы расправились, рука машинально положила бритву, чтобы сделать громче звук, она свернулась в калачик, как побитая собачонка, завороженная обращающимся к ней голосом. Принуждая ее смеяться, Дариус понемногу возвращал ее к жизни. Когда она наконец уснула, слезы успели высохнуть. У нее появился новый друг, она не знала его в лицо, только по голосу, но судьба одарила ее этой дружбой в нужном месте, в нужный момент.

      Теперь Дариус Возняк, этот комик от бога, лежал под мраморной плитой. А тогда его еще не прозвали Циклопом, он еще не стал знаменитостью, только-только начал выбиваться из безвестности.

      Сам того не зная, понятия не имея о ее существовании, он вызвал у нее смех и спас ей жизнь.

      Все последующие годы Лукреция не оставляла попыток узнать о нем побольше. При любой возможности она посещала его выступления.